Прекрасная изменница

Смит Барбара Доусон

– Зря вы не разрешили мне перерезать бандиту горло, – посетовал Рен. – Негодяй непременно вернется, вот увидите!

Серый свет утра резал глаза. Грант вошел в гардеробную и направился прямиком к умывальнику, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Голова раскалывалась от боли.

Вчера, поздно вечером, он отвез Софи домой. Потом вернулся к себе, забрал связанного Бахира и переправил в порт. Разыскал готовый отплыть в Константинополь корабль, заплатил капитану кругленькую сумму и получил обещание держать турка в трюме до прибытия на место.

Завершив

операцию, вернулся домой и напился до беспамятства.

– Не могу убить человека, – мрачно ответил он и потянулся за полотенцем. – Еще не окончательно опустился.

А вот Софи считала, что окончательно. Смотрела холодными, недоверчивыми глазами. Возможно, она права. Во время схватки в кабинете ярость окончательно затмила разум: еще немного, и налетчику пришел бы конец. Но одно дело – убить, защищая собственную жизнь, и совсем иное – лишить жизни связанного, беспомощного пленника с кляпом во рту.

– Вот еще! – фыркнул Рен, подавая господину полотенце. – Я мог бы сам все сделать: отомстил бы за удар по голове.

Пульсирующая боль в висках обострилась. Как постыдно он ошибся в причине обыска в спальне и гардеробной! Оказывается, вовсе не Софи наняла вора, чтобы найти письмо Роберта. Всего-навсего Бахир разыскивал «Глаз дьявола». Он же прятался ночью в конюшне и украл коня. Гранта мучило раскаяние в ложном обвинении Софи. Она не убивала Роберта, а он до такой степени сосредоточил расследование на одной-единственной версии, что упустил все другие нити. Как только позволит голова, надо будет всерьез обдумать вопрос о невиновности герцогини.

– Такой кусок дерьма не должен жить на свете, – не стесняясь в выражениях, заключил Рен.

Грант и сам чувствовал себя дерьмом. Даже обильное возлияние не смогло стереть из памяти ужас и отвращение, с которыми Софи встретила известие о воровстве. Смотрела на него как на мерзкое пресмыкающееся.

«Впредь твое появление в Малфорд-Хаусе крайне нежелательно. Отныне держись подальше и от меня, и от моего сына, иначе я вынуждена буду обратиться в суд».

Грант отбросил полотенце, подошел к прессу для одежды и наугад вытащил рубашку.

– Вот свежая, накрахмаленная. – Рен протянул другую, белоснежную. – Сам гладил, пока вы спали. И привел в порядок кабинет.

Камердинер явно гордился собой. Грант взял рубашку.

– А который час?

– Скоро полдень.

– Боже милостивый! Почему же ты мне раньше не сказал?

– Пожалуй, прикажу подать вам крепкий кофе и сытный завтрак.

Верный слуга закрыл за собой дверь прежде, чем Грант успел предупредить, что при одной мысли о яичнице с ветчиной его тошнит.

Грант занялся бритьем. Сегодня предстояло продолжить допрос слуг в Малфорд-Хаусе. Особенно хотелось побеседовать с буфетчицей – той самой, которая предпочла упасть в обморок, едва услышав об ухаживании Эллиота. Если ей известно о кузене что-нибудь серьезное…

Бритва соскользнула, и Грант тихо выругался, прижав полотенце к свежей царапине на подбородке. Софи больше не желает видеть его в своем доме. Наверняка приказала Фелпсу не пускать

его на порог. Разумеется, всегда можно прорваться силой. Или в крайнем случае воспользоваться служебным входом – с обратной стороны здания, через цокольный этаж.

Впрочем, не стоит этого делать. Теперь он целиком и полностью в руках Софи. При желании она обо всем расскажет тетушке и брату и навсегда погубит его репутацию.

В комнату вернулся Рен.

– А герцогиня не слишком обрадовалась, узнав, что вы вор, не так ли? Наверняка устроила вам хороший нагоняй. Как вы думаете, она выдаст вас полиции?

– Все равно ничего не добьется, – огрызнулся Грант, надевая бежевый жилет и застегивая пуговицы. – Преступления имели место за границей. Наше доблестное правосудие не станет утруждать себя расследованием событий, случившихся за пределами его юрисдикции.

Впрочем, разгневавшись без меры, герцогиня может использовать свой статус и убедить магистрат на некоторое время упрятать преступника в тюрьму. Неминуемо распространятся сплетни, и репутация тетушки Фиби окажется запятнанной.

– Полагаю, ее светлости ничего не стоит шепнуть пару слов премьер-министру или даже самому принцу-регенту. Если захочет, выгонит вас из Англии. Конечно, ваш брат и сам носит графский титул, поэтому никто не поверит, что вы способны похищать драгоценности. Так что отрицайте все подряд, и дело с концом.

Вот здесь-то и таилась проблема. Если Гранта вызовут на допрос, придется сознаться в краже «Глаза дьявола». Иначе окажется, что Софи солгала.

Подняв воротник, Грант принялся яростно завязывать галстук. Слово леди оспорить невозможно. Это старомодное правило поведения джентльмена гувернантка внушила ему еще в детстве. А совесть не позволит лгать под присягой. Интересно, ирония ситуации позабавит Софи?

Рен, скрестив руки на груди, наблюдал за господином.

– А вдруг герцогиня ограничится разговором с тетушкой?

Тетя Фиби разочаруется в нем. А ему легче стерпеть порку, чем выслушать выговор любимой родственницы. Она поддерживала его в трудные годы детства, а он оказался вором, преступником. Почтенной леди придется отказаться от непутевого племянника.

Рэндольф тоже обо всем узнает, и вопрос об опеке над семьей отпадет сам собой. Как и Софи, Рзнд не захочет доверить судьбу наследника банальному вору, не допустит, чтобы его доброе имя и честь Джейн оказались запятнаны преступлениями порочного сводного брата. Изгонит Гранта из своей жизни навсегда.

Эта мысль причинила боль.

– Давайте лучше я завяжу, а то еще задушите себя ненароком, – не выдержал Рен, глядя на господина. – Сядьте на стул и не сопротивляйтесь.

Одного взгляда в зеркало оказалось достаточно, чтобы убедиться в справедливости замечания: узел не получился.

– Только быстрее. Некогда рассиживаться.

– Вчера вечером опустошили графин в кабинете, не иначе? А теперь из-за собственной оплошности готовы откусить мне голову.

– Прости. Вот только скажи: с какой стати меня потянуло на воровство?