Прекрасная мексиканка

Вуд Алекс

Мэтью чувствовал, что еще чуть-чуть, и он сорвется. Напряжение возрастало с каждой секундой. Нужно держать себя в руках. Вряд ли Велма обрадуется, если он начнет приставать к ней на пустынной дороге. Кровь бросилась ему в голову, когда он представил себе, что она подумает в таком случае. Нет, нельзя допустить, чтобы животное начало взяло верх… К тому же совсем непохоже на то, чтобы она испытывала к нему какие-либо чувства.

Думать об этом было настолько больно, что Мэтью заскрежетал зубами.

— Вам нехорошо? — встревоженно спросила Велма.

Мэтью

был благодарен ей за беспокойство, но прекрасно понял, что точно так же она спросила бы любого человека. Ничто в ее голосе не указывало на то, что она волнуется именно из-за него, Мэтью, потому что он ей небезразличен.

Немедленно перестань, приказал себе Мэтью. Иначе ты сойдешь с ума.

— Все в порядке.

— Вы можете довериться мне, — настаивала Велма. — Хотя вам не верится, но я действительно умею лечить…

— Спасибо, — улыбнулся Мэтью. Мою рану ты и вправду могла бы вылечить, мелькнуло у него в голове. — Но вы так и не рассказали мне, откуда у вас такие способности к лицедейству. Сцена с костром и песней была восхитительна. Я так и представлял себе древние лечебные обряды дикарей…

— А это они и были, — сухо сказала Велма. — Но я бы не торопилась называть людей, практиковавших их, дикарями. Во многих вещах они разбирались намного лучше нас.

Мэтью прикусил язык. В присутствии Велмы он допускает одну ошибку за другой. Уж лучше бы он рассказывал ей о своих чувствах!

Но Велма сжалилась над ним и продолжала без всякой обиды:

— Моя мать на четверть индианка. Много столетий назад ее предки считались хозяевами этой земли. Искусство врачевания было очень хорошо развито у них, знания передавались по наследству из поколения в поколение. Я жалкий обломок некогда гордого и могучего племени, и умение мое невелико… Однако в сочетании с современными лекарствами оно дает весьма неплохие плоды!

Горечь, прозвучавшая в первых словах Велмы, полностью исчезла. Девушка лишь чуть-чуть приоткрыла свою душу и тут же наглухо захлопнула ее.

— Значит, вы все-таки индианка, — задумчиво произнес Мэтью. — А я было подумал, что среди ваших предков были цыгане…

— И цыгане тоже, — с готовностью подтвердила она. — А также ваши соотечественники и несколько французов. Как видите, я дитя многих наций…

И прелестное дитя, добавил про себя Мэтью.

— Но как же вы тогда очутились здесь?

— В вашем поместье? — лукаво уточнила она. Мэтью нехотя кивнул головой.

— Я прожила здесь всю жизнь, — пожала плечами Велма. — Хотя порой мне приходилось покидать любимые края надолго…

Ее голос затих, а Мэтью почувствовал, как в сердце шевелится ревность. О чем она думает сейчас? О ком вспоминает?

— Миссис Соммерс дружила с моей матерью, — вновь заговорила Велма. — И была всегда очень добра ко мне. В отличие от большинства жителей Чихаутиля. Я знала, что в «Милагросе» мне рады…

— Вас не любили в городе? — с изумлением переспросил Мэтью. Неужели эти люди слепы и глухи?

— И до сих пор не любят, — горько улыбнулась

Велма. — Вы же сами сказали, меня называют колдуньей… Сейчас двадцатый век, а стоит произойти какому-нибудь несчастью, как я оказываюсь в нем виновата. И в засухах, и в проливных дождях, и в том, что старый Хуан свалился с лошади и свернул себе шею…

Догадавшись, что Велма шутит, Мэтью рассмеялся.

— Несколько раз я была вынуждена уезжать отсюда… Но я вернулась, потому что мое место здесь.

— Подождите, но ведь это лишено всякого смысла! В городе и его окрестностях полно чистокровных индейцев, неужели к ним тоже относятся с предубеждением? Это самая настоящая дискриминация.

— Нет, с ними все в порядке… Просто я единственная, в ком течет капля крови племени Змей. Согласно древней легенде змея поделилась своей мудростью с человеком, а за это он должен был стать ее верным слугой. Если она приказывала убить — он убивал. Если она приказывала украсть — он крал… Все потомки этого человека оказались связанными договором. С тех пор племя Змей причиняло своим соседям много горя. Их сторонились… Так что же удивляет вас, когда я говорю, что меня не любят в городе?

— Но это же предрассудки!

— Которые еще очень сильны в людях. Если бы вы только знали, сколько красавиц мне пришлось разочаровать, уверяя, что я не в силах приворожить к ним любимого…

Мэтью был рад, что Велма шутит. Значит, не все так страшно.

— Бабушка не верила во все эти бредни? — полуутвердительно-полувопросительно сказал Мэтью.

— Верила, — последовал весьма неожиданный ответ. — Но в другое. Она считала, что я принесу удачу… ей.

— Почему?

— На этот счет тоже есть предание. Как будто старая гадалка предсказала ей что-то относительно меня. Что именно, я не знаю. Но в результате она все время заботилась обо мне, так что я не в проигрыше.

— Понятно, — протянул Мэтью. — Что ж, это многое объясняет. Хотя я никогда не думал, что бабушка была суеверной…

— Вы просто мало ее знали. Самолюбие Мэтью было задето.

— Как будто вы знали ее хорошо! Воспоминания ребенка в счет не идут.

Велма заливисто рассмеялась, и Мэтью, вопреки своему намерению не поддаваться ее обаянию, почувствовал, что его мысли вновь уносятся далеко от предмета их разговора.

— А сколько мне лет, как вы думаете? — спросила Велма.

Она остановилась и встала напротив Мэтью, глядя ему в лицо.

— Д-двадцать… двадцать два, — выпалил Мэтью, решив прибавить ей годков.

— Мне двадцать восемь лет, — отчеканила она. — Мы с вами родились в один день, Мэтью Соммерс. Так что у меня были равные с вами возможности как следует узнать Аннабел Соммерс.

Мэтью опешил. Эта девчонка — моя ровесница? Она, наверное, издевается…

— Неужели я настолько юно выгляжу? — спросила Велма, подходя к Мэтью ближе и подставляя ему лицо для тщательного осмотра.

— Вы изумительно выглядите, — тихо признался он, больше не заботясь о том, что может выдать себя.