Прекрасная нивернезка
Шрифт:
Он встал и вытащил из кармана веревку.
— Сколько ему лет, хе-хе! Сейчас тебе скажу.
Он обхватил мальчика поперек тельца.
Опутал его веревкой, как делал это с деревьями в Кламси.
Мамаша Луво с изумлением смотрела на него.
— Что это ты делаешь?
— Снимаю мерку, черт возьми!
Она вырвала веревку у него из рук и швырнула ее в угол.
— Мой бедный муженек! До чего же ты глуп со своими причудами! Ведь ребенок не дерево.
Не везет в этот вечер бедняге Франсуа!
Он
Сжав кулачки, девчурка спит, раскинувшись во всю ширину кровати.
Она смутно чувствует, как ей кладут что-то под бок; она вытягивает руки, отталкивает соседа в угол, локтями попадает ему в лицо, переворачивается и снова засыпает.
Потом тушат лампу.
Волны Сены бьются о борта баржи, тихонько покачивая дощатый домик.
Найденыш чувствует, как его охватывает приятная теплота, и засыпает с незнакомым ему до сих пор ощущением: чья-то рука ласково гладит его по голове в ту минуту, когда у него смыкаются глаза.
II. «ПРЕКРАСНАЯ НИВЕРНЕЗКА»
Мадемуазель Клара всегда просыпалась рано.
В это утро она очень удивилась, не увидев матери в каюте и обнаружив на подушке чью-то голову возле своей.
Она протерла глаза кулачками и, схватив за волосы своего маленького соседа, принялась его трясти.
Бедный Тотор был разбужен самыми причудливыми пытками и мучениями — шаловливые пальчики щекотали ему шею, хватали за нос.
Изумленно посмотрев вокруг, он подумал, что сон его все еще продолжается.
Над ними раздавались чьи-то шаги.
На набережную с глухим грохотом выгружали доски.
Мадемуазель Клару это, казалось, заинтересовало.
Подняв пальчик, она показала приятелю на потолок жестом, который обозначал:
«Что бы это могло быть?»
Начиналась выгрузка. Дюбак, столяр из Ла-Вилетт, приехал в шесть часов с лошадью и тележкой, и папаша Луво с совершенно несвойственным ему усердием сейчас же принялся за работу.
Добряк не смыкал глаз всю ночь, думая, что ему придется отвести обратно к комиссару иззябшего и голодного ребенка.
Он готовился выдержать утром новую бурю, но, по — видимому, голова мамаши Луво была занята чем-то другим и она не заговаривала с ним о Викторе.
Франсуа надеялся выиграть время, отдалив момент объяснения.
Он хотел только, чтобы о нем забыли, старался не попадаться на глаза жене и работал не покладая рук, боясь, как бы мамаша Луво, увидев его праздным, не крикнула ему:
— Эй, ты там! Коли ты ничего не делаешь, отведи — ка малыша туда, откуда ты его взял!
И он работал.
Груды досок заметно уменьшались.
Дюбак
От большого усердия Франсуа выбирал доски длинные, как мачты, толстые, как стены.
Если доска оказывалась слишком тяжелой, Луво призывал на помощь Экипажа.
Экипаж — матрос с деревянной ногой — составлял всю команду «Прекрасной нивернезки».
Его подобрали из милости и держали по привычке.
Инвалид опирался на деревяшку и с трудом поднимал доску, а Луво, сгибаясь под тяжестью ноши так, что пояс на нем чуть не лопался, медленно спускался по трапу.
Ну, можно ли отвлекать такого занятого человека?
Мамаша Луво об этом и не помышляла.
Она расхаживала по мостику, всецело занятая Мимилем, которого она кормила грудью.
Вечная жажда у этого Мимиля!
Как у папаши.
Папаша Луво выпить не прочь! Но уж, конечно, не сегодня.
Работа началась с раннего утра, но о белом вине не было и речи. Не было даже и мысли о том, чтобы передохнуть, вытереть вспотевший лоб, чокнуться с приятелем возле стойки.
Даже когда Дюбак предложил ему выпить стаканчик, Франсуа сделал над собой героическое усилие.
— После, время терпит.
Отказаться от стаканчика!
Хозяйка ничего не понимала — уж не подменили ли ей Луво?
Клару, очевидно, тоже подменили, — вот уже одиннадцать часов, а девочка, которую обыкновенно никак не удержишь в кровати, сегодня и не думает вставать.
И мамаша Луво спешит в каюту — посмотреть, что там происходит.
Франсуа остается на палубе; у него опустились руки и перехватило дыхание, словно он ударился грудью о бревно.
Так и есть! Жена вспомнила о Викторе, она пошла за ним, и сейчас Луво придется идти к полицейскому комиссару…
Но нет, мамаша Луво появляется одна, она смеется и знаками подвывает к себе мужа.
— Пойди-ка посмотри, уж очень забавно!
Добряк не понимает, отчего это она вдруг так развеселилась; он идет за ней, как автомат, от волнения еле волоча ноги.
Оба малыша в одних рубашках сидят на краю кровати, спустив босые ножки.
Они завладели миской с супом, которую утром мать поставила возле них.
У них была одна ложка на двоих, и они ели по очереди, как птенчики в гнезде; Клара, которая всегда капризничала за едой, теперь, смеясь, подставляла ротик.
Конечно, крошки хлеба попали им и в глаза и в уши, но ничего не было ни разбито, ни опрокинуто; оба малыша от души веселились, и сердиться на них было невозможно.
Мамаша Луво посмеивалась:
— Раз они так хорошо поладили, нам нечего о них беспокоиться.
Весьма довольный, что дело так обернулось, Франсуа поспешил вернуться к своей работе.