Прекрасная пленница

Стивенс Этель

– Она плохо спала и уснула лишь под утро. Я отнесу ей кофе наверх.

– Я недавно стучался и не получил ответа.

– Спит, значит, крепко.

Она поднялась наверх и осторожно приоткрыла дверь. Но в комнате не было никого.

Удивленная Джоконда спустилась вниз, заглянула в гостиную, в столовую – Аннунциаты не было нигде.

Она поспешила сообщить об этом Риккардо. Тот обратился к швейцару-арабу.

– Да, другая барышня ушла около часу тому назад, пошла, видимо, в арабский город.

– Одна?

–

Да, месье.

– Как же вы не остановили ее? Не сказали, что сегодня неспокойно?

– Не мое дело учить иностранцев, что им делать, – был дерзкий ответ.

Риккардо подумал немного, потом обернулся к Джоконде.

– Пойду разыщу ее. Не пугайся, дорогая. Она не могла уйти далеко. Пей спокойно кофе и отдыхай после своей прогулки.

Джоконда кивнула головой в знак согласия. Она вполне владела собой, но на душе у нее было тяжело и тревожно…

День был душный, к полудню небо затянулось тучами. Джоконда изнемогала от жары и вынужденного бездействия. Риккардо не возвращался, из чего следовало, что он не нашел Аннунциаты. Беспокойство ее росло с каждым часом. В половине первого она спустилась в столовую. Подавая ей завтрак, старший кельнер сообщил ей новости:

– Дела не так плохи, как говорят, мадемуазель: в Сфаксе произошел какой-то бунт на почве религиозного фанатизма. Была перестрелка. Из Туниса выслали подкрепление для гарнизона Сфакса и здешнего. Повреждения телеграфа исправляются, но сообщение восстановится не так скоро.

После завтрака ее вызвала к себе взволнованная мадам Перье и сообщила, что послала на помощь Риккардо самого надежного своего драгомана. Добрая женщина всплакнула, что не могло способствовать улучшению настроения Джоконды.

В три часа к ней постучался Риккардо. Она по лицу его угадала, что он не с добрыми вестями.

– Ее видели утром с каким-то арабом. Полиция решила, что он драгоман. Теперь полиция разыскивает ее. Объявлено, что сообщивший, где она находится, получит вознаграждение.

– Но у них мало надежды? – спросила она, угадав то, что он не договаривал.

Он кивнул головой и опустился на стул.

– Нам связывает руки это восстание в Сфаксе. Здесь пока спокойно, но взрыв может произойти в любой момент. – Он закрыл лицо руками.

Она положила руку ему на плечо.

– Не будем падать духом, Риккардо. Она, может быть, в безопасности.

– Каким же я был дураком, – простонал он.

– Дураком? Почему? – переспросила она.

Он спохватился.

– Я жалею, что мы приехали в это проклятое место.

Она промолчала.

– Где Джованни? – спросила она немного погодя.

– Не знаю. Он сопровождал меня вначале. Потом пошел к какому-то арабу, который, по его мнению, может помочь нам. Не печалься, Джоконда. Полагают, что крутые меры, принятые в Сфаксе, положат конец тому, что поднимается здесь. Во всяком случае, тебе надо вернуться в Тунис, как

только пойдут поезда. Кстати, едет мадам Перье.

– Как? Чтобы я уехала, не разыскав Аннунциаты? – Она покачала головой.

Риккардо сидел подавленный.

Теперь, когда Аннунциаты не было подле него, когда в душу закрадывалась жуткая мысль – не потерял ли он ее навсегда, – он понял, что любит ее, желает ее.

ГЛАВА V

В комнате верхнего этажа Си-Измаил бен-Алуи ходил взад и вперед, диктуя письма писцу, сидевшему на корточках в углу; на полу возле писца стояла медная чернильница; его камышовое перо быстро бегало по бумаге. Было около полудня, и в открытую дверь видна была верхняя колоннада, обожженные солнцем крыши, голуби на них и клочок пышущего зноем неба. Солнечный луч отбрасывал на пол комнаты светлую полосу. Негромко жужжали мухи.

– Прочти, что написал, – сказал Си-Измаил своему секретарю.

«Магомету Саад-бею.

Во имя Аллаха, всеблагого и милосердного, приветствую тебя. Мы послали тюк шелка, который ты получишь еще до этого письма, в надежде, что таким способом заставим молодого купца образумиться. Здесь, благодарение Аллаху, все тихо и спокойно. Неприятная сфаксовская история не повлияла на рынок. Мы настаиваем на сохранении спокойствия. Это неожиданное восстание может оказаться гибельным для торговли шелком, ибо было бы катастрофично ускорять события в том деле, о котором ты писал мне…»

Писец остановился, выжидая.

Си-Измаил нагнулся и взял у него из рук бумагу и перо.

– Я подпишусь и надпишу адрес. Ступай, Рашид, сын мой, разыщи кади Измаила и скажи, что мне надо поговорить с ним.

Рашид поднялся.

– И не затыкай уши, когда будешь проходить по улицам.

– Уши мои всегда открыты.

Рашид вышел, Си-Измаил быстро дописал несколько строк, потом вложил письмо в конверт и запечатал кольцом-печатью.

Он взялся уже за перо, чтобы надписать конверт, когда на террасе, на которую выходила комната, послышались шаги и звон серебряных запястий. У входа остановилась женщина, закутанная покрывалом. Он не поднял глаз, пока не кончил писать, и, только отложив письмо на низенький столик, где уже лежало с полдюжины других, сказал коротко:

– Это ты, Мабрука? Войди.

– Мир тебе!

– Мир!

Она вошла молча, медленно, оставив у входа свои красные туфельки на высоких каблуках.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Садись, садись! Что нового?

– Немного. Это дурачье целые дни болтает и болтает в кофейнях, но никто не собирается действовать. Имам мечети Верблюда роптал против тебя, он хотел бы поднять народ до новолуния, так как написано, что это время благоприятно для начинаний.