Прекрасное далеко
Шрифт:
А по взгляду Пиппы я вижу, что она безоглядно верит в то, что она — королева.
Я бегу по пыльным коридорам Храма, проношусь мимо пораженной Аши, я спешу прямиком к колодцу вечности. Цирцея плавает там точно так же, как каждый раз, когда я прихожу сюда.
Каждый раз. Я и не осознавала, как много раз сюда приходила.
— Кентавра Креостуса кто-то убил, — говорю я. — Ты имеешь какое-то отношение к этому?
— Да как бы я могла, находясь здесь? —
— Мне необходимо знать, что происходит, — говорю я. — Ты обещала дать мне ответы.
Воздух в пещере сырой и теплый. От него у меня болит в груди.
— Нет. Я обещала тебе помочь понять твою силу — в обмен на магию.
— Ах да, магия! Зачем она тебе нужна? Откуда мне знать, что ты не воспользовалась ею, чтобы организовать всякие неприятности? Ты могла и покинуть этот колодец, насколько я знаю. Ты могла убить Креостуса. Ты могла заключить союз с существами Зимних земель.
Я лишь теперь по-настоящему понимаю, что натворила. От злости я пинаю стенку колодца, и от нее откалывается маленький кусочек камня.
Голос Цирцеи звучит сурово:
— Незачем терзать колодец. Он ни в чем не виноват. Но что вообще тебя беспокоит? Дело в Евгении?
— Н-нет, — запинаясь, отвечаю я.
Я ничего больше не скажу ей о миссис Спенс. Это было ошибкой. Я поднимаю осколок камня и верчу его между пальцами.
— Это Пиппа. Она теперь сама владеет магией. Я не давала ей ни капли уже много дней, но, возможно, это остатки того, что я…
— Перестань обманывать себя. Ты знаешь, как она это получила. Она заключила договор с Зимними землями.
Истина просачивается в меня не сразу, а как бы каплями.
— Там был маленький кролик, у одной из девушек, — тихо говорю я. — Пиппа сказала, что он сбежал.
— В следующий раз это будет уже не какой-нибудь кролик, — предостерегает Цирцея. — Но что насчет нашей прославленной Евгении? Насчет Дерева Всех Душ? Ты еще не нашла кинжал?
— Пока нет, но я найду, — отвечаю я. — Почему ты ее так ненавидишь?
— Потому, — сдавленно произносит Цирцея. — Она никогда не заглядывала в собственные темные глубины, так как же ей понять чужие сердца? Полагаю, смерть кентавра означает, что союза не будет.
— Полагаю, нет, — соглашаюсь я.
Я только теперь осознаю, какие меня ждут впереди трудности. Я дала обещание, которого не сдержала. И теперь у меня появились враги.
— А ты можешь поклясться, что не имеешь отношения к убийству Креостуса? — снова спрашиваю я, подбрасывая камешек на ладони.
— Да как бы я смогла? — отвечает она вопросом.
Когда я выхожу из-за стены падающей воды, меня ждет Аша. Она поспешно кланяется.
— Леди Надежда, мне нужно с тобой поговорить, — настойчиво говорит она.
— А
Аша ведет меня в какую-то комнату, где сидят на тюфяках хаджины, нанизывая на нитки маковые цветы. Красный дым поднимается из множества медных чаш.
— Это правда, что убит кентавр и что обвиняют в этом хаджинов?
— Да, — киваю я. — Его нашли с цветком мака в руке.
— Но мы не имеем никакого отношения к этому убийству!
Аша потирает ладонь большим пальцем, она выглядит как встревоженный камень.
— Мы не хотели участвовать в их политике. Мы хотели только, чтобы нас оставили в покое, жить в безопасности…
— Да нет никакой чертовой безопасности! — рявкаю я. — Когда ты наконец это поймешь? Твой народ хотя бы знает, что я предлагала тебе долю магии, а ты отказалась за всех?
Хаджины поднимают головы, отвлекшись от своих гирлянд.
— Аша, это правда? — спрашивает какая-то девушка.
— Это не наш путь, не наша судьба, — спокойно произносит Аша. — Мы не выходим за пределы нашего племени. И вы это знаете.
— Но мы могли бы наконец обрести свой голос, — говорит мужчина-хаджин.
Дым редеет. Становится хорошо видно Ашу, стоящую у медного горшка.
— И вы бы воспользовались магией, чтобы стать не теми, кто вы есть? Здесь мы принимаем наши горести. Мы нашли утешение друг в друге. Но что, если мы вдруг получим силу, которая уничтожит все болезни? Будете ли вы по-прежнему находить красоту в других? По крайней мере, сейчас мы принадлежим к одной касте.
Хаджины взвесили ее слова. Некоторые вернулись к работе, натянув одежду на изуродованные ноги, чтобы скрыть их.
— Так было всегда, — говорит Аша. — И мы будем следовать заветам предков.
Она улыбается, но в ее улыбке я не вижу ни тепла, ни мудрости; я вижу только страх.
— Ты боишься потерять свое влияние на них, — холодно говорю я.
— Я? У меня нет никакой власти.
— Так ли? Если ты не подпустишь их к магии, они никогда не узнают, какой могла бы стать их жизнь.
— Они останутся под защитой, — настаивает на своем Аша.
— Нет, — возражаю я. — Они просто ничего не испытают.
Одна из неприкасаемых неуверенно встает, тщательно придерживая юбку.
— Нам хотелось бы обрести голос, Аша. Пора уже.
В глазах Аши вспыхивает искра гнева.
— Мы всегда шли этим путем. И мы будем и дальше жить как прежде.
Девушка садится, но при этом не кланяется Аше, как обычно. В ее глазах — пара богов-близнецов, сомнение и желание. Юбка ложится неловко, приоткрывая покрытые шрамами и волдырями ноги, и девушка не спешит прикрыть их.
Я качаю головой.
— Перемены близятся, Аша. Готова ты к ним или нет.