Прекрасные и проклятые
Шрифт:
(В этот момент к компании присоединяется свежеподкрашенная, вожделеющая поклонения и наслаждений Г л о р и я, сопровождаемая двумя подругами На какое-то время беседа рассыпается на части. Г л о р и я отзывает Э н т о н и в сторону.)
Г л о р и я. Пожалуйста, Энтони, не пей много.
Э н т о н и. Почему?
Г л о р и я. Потому что, когда напиваешься, ты делаешься такой простоватый.
Э н т о н и. Господи Боже мой! Теперь еще что такое?
Г л о р и я (помолчав и холодно глядя ему прямо в глаза) . Сразу несколько пунктов. Во-первых,
Э н т о н и. Ну, и что такого, Глория! Они же мои гости!
Г л о р и я. Это не повод для того, чтобы платить за бутылку шампанского, которую разбила Рэйчел Барнс. Потом Дик пытался оплатить этот второй счет за такси, но ты не дал ему.
Э н т о н и. Но, Глория…
Г л о р и я. Когда нам приходится продавать облигации, чтоб оплачивать счета, по-моему, самое время отказаться от чрезмерной щедрости. Более того, на твоем месте я не обращала бы столь пристального внимания на Рэйчел Барнс. Ее мужу это нравится не больше, чем мне.
Э н т о н и. Что ты, Глория…
Г л о р и я (зло передразнивая его) . «Что ты, Глория!» Но почему-то этим летом такое случается слишком часто — с каждой хорошенькой женщиной, которая попадается тебе на глаза. Это становится чем-то вроде дурной привычки, и я не намерена этого терпеть! Если ты можешь резвиться с кем попало, то у меня тоже получится. (Потом, как бы вспомнив.) Между прочим, вот этот Фред, он не окажется вторым Джо Халлом?
Э н т о н и. Ну уж нет. Он, скорее всего, явился подвигнуть меня выдоить из деда немного денег для своего стада.
(Г л о р и я отворачивается от заметно поскучневшего Э н т о н и и возвращается к гостям.
К девяти часам все общество можно поделить на два класса — тех, кто пил постоянно, и тех, кто пил мало или вообще не пил. Ко второй группе относится Б а р н с ы, М ю р и э л и Ф р е д е р и к, и П э р э м о р.)
М ю р и э л. Хотела бы я тоже уметь писать. У меня возникает множество идей, но, похоже, я никогда не смогу превратить их в слова.
Д и к. Как выразился Голиаф: я понимаю, что чувствует Давид, только сказать не могу . Это замечание было немедленно взято филистимлянами в качестве лозунга.
М ю р и э л. Что-то не улавливаю. Должно быть, глупею к старости.
Г л о р и я (двигаясь нетвердой походкой среди публики, словно подвыпивший ангел) . Если кто-нибудь хочет есть, на столе в столовой осталось немного французских пирожных.
М о р и. Просто невыносимо, даже на пирожных эти викторианские вензеля.
М ю р и э л (с явным удовольствием) . Ну, я вам доложу, вы и нагрузились, Мори.
(Ее грудь — все еще мостовая, которую она готова предоставить копытам любого проезжего жеребца в надежде, что их железные подковы смогут высечь хоть искру романтического чувства из этого мрака жизни…
Чета Б а р н с о в и П э р э м о р увлечены беседой о чем-то благочестивом, настолько благочестивом, что м-р Б а р н с несколько раз пытается проникнуть в область более порочной атмосферы возле центрального дивана. И остается непонятным: длит П э р э м о р свое присутствие в сером доме
М о р и. Фред, мне представлялось, что вы человек широких взглядов.
П э р э м о р. Так оно и есть.
М ю р и э л. Я тоже. И мне кажется, что одна религия ничем не лучше другой, точно так же, как и все остальное.
П э р э м о р. В любой религии есть что-то хорошее.
М ю р и э л. Я — католичка, но — как я всегда говорю — не прикладываю к этому особых усилий.
П э р э м о р (с незыблемым смирением) . Католическая религия, это очень… очень могучая религия.
М о р и. Я считаю, что человек, способный к таким обобщениям, просто должен оценить тот вздымающийся вал ощущений и раскрепощенного оптимизма, который содержится в этом коктейле.
П э р э м о р (с видом решившегося на все человека берет выпивку) . Спасибо, я попробую… один.
М о р и. Один? Это оскорбление! Здесь, можно сказать, собрался весь курс 1910 года выпуска, а вы отказываетесь даже слегка поддать. Ну, давайте же!
Эту за здоровье Чарли-короля,Эту за здоровье Чарли-короля,Принеси побольше чарку для меня…(П э р э м о р искренне, с задором подхватывает.)
М о р и. Наполни кубок, Фредерик. Ты ведь понимаешь, что все подчинено велениям природы, а из тебя она намерена сделать отъявленного пьяницу.
П э р э м о р. Если человек умеет пить как джентльмен…
М о р и. А что такое, кстати, джентльмен?
Э н т о н и. Человек, который никогда не носит булавок в лацкане пиджака.
М о р и. Чепуха! Социальный ранг человека определяется тем, съедает он весь сэндвич или только то, что положено на хлеб.
Д и к. Это человек, который предпочтет первое издание книги последнему выпуску газеты.
Р э й ч е л. Человек, который никогда не производит впечатления наркомана.
М о р и. Американец, который способен осадить английского дворецкого и заставить его думать, что он такой и есть.
М ю р и э л. Человек, который происходит из хорошей семьи, получает образование в Йеле, Гарварде или Принстоне, имеет деньги, хорошо танцует, ну и все такое.
М о р и. Наконец-то прекрасное определение! Кардинал Ньюмен не придумал бы лучше.
П э р э м о р. Я думаю, нам следует рассмотреть этот вопрос более широко. По-моему, Авраам Линкольн сказал, что джентльмен это тот, кто никому не причиняет боли?
М о р и. Это относилось, я полагаю, к генералу Людендорфу .
П э р э м о р. Вы, конечно, шутите.
М о р и. Лучше выпей еще.
П э р э м о р. Мне не следовало бы. (Понижая голос, так чтобы слышал один Мори.) А что, если бы я вам сказал, что пью всего третий раз в жизни?
(Д и к заводит граммофон, который побуждает М ю р и э л подняться и раскачиваться из стороны в сторону, прижав к бокам согнутые в локтях руки и выставив то, что ниже локтя, перпендикулярно телу, словно рыбьи плавники.)