Прекрасный дом
Шрифт:
— Все это звучит весьма героически. Через что ты намерен пройти?
— Через суд и любые его последствия.
— Суда не будет. Неужели ты этого не понимаешь?
— Так полагает Клайв Эльтон?
— Тьфу! — плюнул Эрскин-старший. — Вот олух! Ты знаешь не хуже меня, что такой суд нам совсем не нужен. Он только перевернул бы все вверх ногами, а ничего не может быть хуже этого, особенно если у тебя хватит безрассудства стоять на своем. Мы не можем допустить дальнейшего подрыва репутации нашей страны и отпугивания капитала. Это причинило бы затруднения
— Ты меня весьма обрадовал.
— Я вынужден был кое-что предпринять, не теряя времени. Власти договорились между собой; обвинение будет снято, а тебе дадут месячный отпуск. Я жду телеграммы, подтверждающей это решение.
— Вот как!
Наконец Том понял, что произошло. Известие это оглушило, ошеломило его, потому что теперь вся тяжесть снова обрушилась на его плечи. Вместо того чтобы защищаться, он должен нападать, а он был одинок и очень устал.
— Это ты придумал?
— У тебя такой вид, словно тебя оскорбили. Подумай как следует и не будь сентиментален. Я по телефону изложил все факты Уотту, и он обещал дать указания Эльтону.
— Полковник Эльтон сам заявил мне, что это дело от него не зависит.
— Генерал Эльтон, — поправила Эмма.
Он удивленно повернулся к ней и увидел еле заметную презрительную складку в уголке ее рта.
— Эльтон повышен в чине и награжден орденами святого Михаила и святого Георгия — генерал сэр Драммонд Эльтон.
Он все еще смотрел на нее, и бегающие ее глаза сделались еще беспокойнее.
— Ты мне не веришь? Это известие было вчера опубликовано в газетах.
— Я верю тебе, Эмма.
— Оставь его в покое! Том, почему ты не раздеваешься? Прими ванну, побрейся и переоденься, пока не вернулись все остальные. Они поехали в Конистон за телеграммой.
— Спасибо, но у меня очень много дел. Я не собираюсь оставаться здесь сегодня… Я уезжаю с ночным поездом в Питермарицбург.
— До сих пор я не знал, какой ты дурак, — проворчал отец. — Куда ты лезешь? Ведь совершенно ясно, что имперское правительство одобряет и самого Эльтона и все, что он делает. Если ты будешь сражаться с ветряными мельницами, на тебя просто не обратят никакого внимания. В стране все еще не снято военное положение, и выбора у тебя нет. Ты ничего не можешь сделать.
— Я не собираюсь сражаться с ветряными мельницами. Но кое-что я должен сделать и высказать, и я не успокоюсь до тех пор, пока не сделаю и не выскажу этого.
— Тогда поезжай… и пробивай головой стену.
Том чувствовал, как в нем растет гнев и желание позлить отца. Рядом с ним стояла Эмма, казавшаяся особенно сильной и стройной в сравнении со сгорбленным стариком. Том представил себе своего отца три года назад — парализованного, но с живым умом — и величественного зулуса за его креслом.
— Умтакати уже не вернется, — сказал он изменившимся тоном.
Эрскин-старший помолчал.
— Почему? Он умер? — наконец спросил он.
Тому хотелось бы рассказать, как это произошло, обстоятельно, не опустив ни малейшей подробности, и этим хоть немного успокоить
— Да, он умер.
— Так ему и надо. Мне он, во всяком случае, больше не нужен, теперь я могу передвигаться на собственных ногах. — Он усмехнулся.
С улицы донесся глухой гул мотора.
— А вот и машина, — сказала Эмма.
Они прошли через зал, и Эмма накинула плащ на плечи мистера Эрскина. Лицо у него чуть посинело, но он стоял между ними на крыльце и смотрел, как по аллее к дому быстро приближается автомобиль. Это была большая черная машина: верх ее был поднят, а боковины защищали пассажиров от ветра. Дверца отворилась, и появился шофер — молодой человек в длинном тяжелом пальто и суконной фуражке. Он снял свои защитные очки, и Том узнал в нем Яна Мимприсса, обожаемого сына Эммы. С заднего сиденья слез капитан Клайв Эльтон и помог выйти второму пассажиру. Это была Линда.
Том медленно спустился по широким каменным ступеням. Кивком головы он поздоровался с Эльтоном и своим троюродным братом. Он поразился, увидев, как хороша и изящна Линда в теплом пальто с пелериной. На ней была соломенная шляпа с цветами и вуалью, которая покрывала все ее лицо, невыразимо прекрасное за этой легкой сеткой с маленькими красновато-коричневыми мушками. Но глаза ее, казалось, избегали его взгляда. Он замер на месте, чувствуя, что вот-вот задохнется от спазм, сдавивших ему горло и грудь.
— Том! Боже, как ты изменился!
Она остановилась в нерешительности и испуганно оглянулась на Клайва Эльтона и двух пожилых людей, стоявших на верху лестницы. Затем она взошла на одну ступеньку и, не поднимая вуали, быстро и холодно поцеловала его. Он увидел, что в руке она что-то держит, и она поспешно сунула ему в руку два красных конверта с короной и буквами O.H.M.S. [27] Том взглянул на конверты, потом снова на нее: она казалась смущенной и в то же время испуганной. Его лицо побагровело.
27
O.H.M.S. (On His Majesty’s Service) — Служба Его Величества (англ.).
— Зачем ты это сделала?
— Ты свободен, Том.
— Отвечай мне: зачем ты это сделала, именно ты и никто другой? Значит, ты тоже думаешь, что я виноват… Ты считаешь, что мое поведение было позорным и бесчестным? Так?
— Нет, Том.
— Ложь.
— Клянусь богом.
— Тогда прости меня. Но все же ты пошла к ним и предлагаешь мне убежать через черный ход. Одна из этих телеграмм от… от генерала сэра Драммонда Эльтона?
— Да, — ответила она еле слышно.
— Весьма обязан ему. Помилование осрамившегося офицера лишь увеличивает его славу. И именно ты должна вручить мне его телеграмму. Боже! Ему бы, наверное, было приятно узнать об этом.