Прекрасный незнакомец
Шрифт:
Она чиста и останется таковой до конца дней своих, но в Глазго она не поедет.
Она подумала о Томасе.
Томас Маккиннон был неуживчивым родственником Фрейзера, за всю свою жизнь ни разу не высунувшим носа за пределы Гленбейдена — хотя каждый день грозился это сделать. Томас любил эти края. Он хорошо знал долину, знал, какой от нее может быть толк. Он считал, что земля здесь не в состоянии долго кормить крупный рогатый скот, потому что пастбища не богаты и не обширны, — но для овец она очень хороша. Будущее за овцами и ячменем, говорил он, овцы и ячмень принесут прибыль,
Но… чтобы перейти от крупного скота к овцам, Томас убедил ее занять деньги, необходимые для покупки овец. Он сказал, что если в этом году они получат прибыль от крупного скота, то смогут выплатить половину одолженной суммы, и они уже были на полдороге к этому. Томас даже подумывал одолжить деньги в банке, чтобы купить первую дюжину овец. Но тут пришло то письмо из банка, и, оправившись от потрясения, Томас быстренько придумал новый план — взять в долг у барона Камерона Монкриффа.
Керри считала, что одалживать у лорда отвратительно, но замысел Томаса не шел у нее из головы — отчасти потому, что больше ей некуда было обратиться, отчасти же потому, что в последние два года жизни Фрейзера Камерон Монкрифф был очень частым гостем в их доме.
Монкрифф, богатый землевладелец, жил в Гленбейдене на берегу Лох-Эйгг. Керри как-то услышала, что он владеет тысячью голов овец. Она не задумывалась над тем, правда ли это, но знала, что он жил на широкую ногу. Когда Фрейзер был здоров, он часто заезжал в обновленный дворец Монкриффа и один раз даже возил ее туда на летний бал. А когда здоровье Фрейзера пошатнулось, Монкрифф неоднократно приезжал в Гленбейден. С его стороны это было проявлением внимания, и Керри оценила его заботу о муже.
И все же в этом человеке было что-то такое, отчего ей становилось неловко — так же неловко ей было только с его сыном Чарлзом.
Она не призналась бы в этом ни одной живой душе, но себе-то она может признаться. Чарлз Монкрифф — это десятилетний ребенок, заключенный в тело тридцатилетнего мужчины. Дело было именно в этом теле мужчины и в том, как он смотрел на нее… От взглядов бедняги Чарлза ее начинал бить озноб.
Керри снова посмотрела на письма, стараясь справиться с охватившим ее страхом. Насколько она могла понять, письмо от мистера Реджиса оставляло ей два варианта. Можно смотреть, как обмеривают то, что осталось от земли Маккиннонов, как повышают ренту, как арендаторы теряют свои дома. Им придется переехать в Америку или на скалистые побережья, где они будут разводить морские водоросли. А сама она будет вынуждена уехать в Глазго к матери.
Либо ей надо отправиться к Монкриффу.
У Керри всегда занимался дух при виде великолепного дома Монкриффа. Но сегодня, оказавшись в этой роскошной усадьбе, одетая в Старое платье из черного бомбазина, она почувствовала себя нищей попрошайкой. Она стояла в огромном холле и дивилась дубовым панелям, бронзовым светильникам, полированной оловянной раме овального зеркала, висящего над письменным столом. Даже новый мраморный пол был выметен и натерт до блеска, что вызвало у нее особый восторг — в их скромном доме считалось удачей, если удавалось не запачкать полы грязью.
Керри нервно
— Миссис Маккиннон! Какой приятный сюрприз!
Глубокий голос Камерона Монкриффа напугал ее; она даже вздрогнула, когда он медленно вошел в холл через тяжелую дубовую дверь; за ним семенил маленький дворецкий, старательно избегавший ее взгляда. Как обычно, Монкрифф был одет безукоризненно. Она всегда считала его очень красивым мужчиной, но теперь он выглядел невероятно элегантно — седые волосы подстрижены и зачесаны по последней моде, густые бакенбарды аккуратно подрезаны.
— Благодарю вас, милорд, что не отказались принять меня, — проговорила Керри, присев в глубоком реверансе.
— Вы доставили мне большое удовольствие, мадам. Этот день моей жизни засиял ярче… — он поднес к губам ее руку, его губы задержались на ее кисти, потом нехотя оторвались от нее, — благодаря такой прекрасной визитерше.
По коже ее побежали мурашки, Керри стало неприятно. Она осторожно высвободила руку и, крепко стиснув шляпку, заставила себя улыбнуться.
— Вы слишком добры, сэр.
— Вздор, — усмехнулся он, беря ее за локоть. — Давайте сядем.
И, не дожидаясь ответа, он бросил взгляд на дворецкого.
— Чай, — коротко приказал он и повел Керри туда, где стояла мебель, обитая, синим китайским шелком. — Итак, чем я обязан необыкновенному удовольствию видеть вас, миссис Маккиннон?
Она смущенно уставилась на камин, не зная, с чего начать разговор. Как именно следует просить денег?
— Я… Признаюсь, милорд, я пришла по довольно деликатному делу. — Голос ее звучал еле слышно; она робко посмотрела на Монкриффа. Лицо у него было равнодушное, он терпеливо ждал продолжения. — Наверное, нужно перейти прямо к делу, да? — тихо спросила она.
Монкрифф кивнул.
— Ну, говори же!
— Я пришла не со светским визитом, честно говоря, хотя я рада видеть вас в добром здравии, — затараторила она. Он наклонил голову в знак признательности. — Но… мой визит имеет деловую подоплеку. — Вот именно — деловую. Ей понравилось, как это звучит, и она перестала нервно комкать свою шляпку.
— Неужели? — спросил он, снисходительно улыбаясь.
— Э-э-э… Я хочу попросить у вас в долг крупную сумму денег, сэр. У меня возникли небольшие затруднения. — Небольшие затруднения? Скорее уж полная катастрофа!
Монкрифф поощрительно кивнул.
— Прошу вас, продолжайте, миссис Маккиннон. Если у вас… затруднения… я с удовольствием помогу вам, чем смогу.
Это звучало поощрительно, но тут их прервало появление дворецкого с серебряным подносом в руках. Керри опустила взгляд и ждала, пожевывая нижнюю губу. Сердце у нее громко билось, и она боялась, что это слышно всем.
— Так что вы сказали? — вежливо спросил Монкрифф, когда дверь за дворецким закрылась, и налил ей чаю.
— Милорд… мне больше некуда обратиться, — выпалила она, задрожав от собственного признания. — К несчастью и к моему великому изумлению, я узнала, что мой муж… Фрейзер… был должен… то есть он и сейчас должен… очень много денег Шотландскому банку. И… еще налоги.