Прекрасный желтый Дунай
Шрифт:
Ночью Илья Круш не мог выйти из каюты и подышать свежим воздухом. После исчезновения господина Егера его охрана стала более строгой — лоцману ни при каких условиях нельзя было дать ускользнуть… Единственным желанием рыбака было дойти до места назначения и немедленно сойти на берег.
Однако вскоре произошло событие, о котором стоит рассказать подробней.
Около часу ночи наш герой услышал разговор у двери, ведущей в кормовой отсек. Два матроса, возможно те, что охраняли его, толковали о том, что скоро баржа выйдет в Черное море. Один из них сказал:
— Там нас будет ждать пароход…
—
— Да, — продолжил первый, — а там часа за два перегрузим наш товар.
Итак, за устьем реки баржу поджидал пароход… За два часа они перегрузят товар? Значит, речь не идет о бревнах, досках и брусе, которые загромождали палубу и трюм и чья разгрузка требует не меньше двух дней.
И тут Илья Круш услышал имя, названное одним из матросов. Имя хозяина баржи. Лацко!
Какое откровение! Хозяин баржи — главарь контрабандистов! И контрабандный товар, должно быть, спрятан под двойным дном! Да! Никаких сомнений, двойное дно, о существовании которого никто даже не подозревает! Именно поэтому баржа имеет такую большую осадку, гораздо большую, чем обычно имеют суда с таким тоннажем и такими габаритами!
Илья Круш бросился на свою койку. Он не сомкнул глаз. Все думал, что же ему делать? Ему, честному лоцману. Если он откажется выполнять свои обязанности, контрабандисты сумеют заставить его, хотя бы с помощью пистолета!
Илья Круш решил действовать в соответствии с обстоятельствами. И, когда наступил день, как ни в чем не бывало, даже не взглянув на грозного главаря преступной банды, занял место у штурвала.
Ничего нового в тот день не произошло, и с помощью паруса барже удалось пройти около двенадцати лье.
В дельте Дунай разделяется на множество протоков, два главных омывают остров Лети — треугольник, чья вершина находится в точке разъединения двух дунайских рукавов. Тот рукав, что проходит южнее острова, полноводнее, и, как правило, корабли проходят по нему, чтобы достичь Черного моря.
Рукав, который омывает остров с севера, посещается реже, он носит название Килийского гирла по имени небольшого города-крепости, стоящего на его левом берегу.
По этому рукаву и должна была пройти баржа, чтобы дойти до места назначения. Утром следующего дня она, повинуясь быстрому течению, шла вдоль правого берега, чтобы пройти как можно дальше от крепости.
Илья Круш понимал теперь, почему хозяин всегда обходил прибрежные города.
Двое матросов безотлучно находились рядом с лоцманом, чтобы помогать ему в маневрировании. Баржа не только отдавалась воле течения, но и, высоко подняв парус, использовала западный бриз. К пяти часам она должна была достичь моря.
Лацко, обеспокоенный исчезновением господина Егера, нервно вышагивал взад и вперед по палубе. Порой он выходил на нос и вглядывался в горизонт.
Наконец матрос, сидевший у флагштока, закричал:
— Черное море!
И в самом деле, через расширяющееся Килийское гирло показалась линия горизонта, образованная водой и небом.
Илья Круш уже видел ее. Через час настанет конец его путешествию, и — увы! — совсем не в тех обстоятельствах, на которые он рассчитывал!
Но
То не был военный корабль под турецким или русским флагом, нет, то было торговое судно, ничем не выдававшее своей национальной принадлежности.
«Они ждут этого прохвоста-контрабандиста, а он ждет их», — подумал Илья Круш.
И не ошибался. Пароход подал сигнал, на его фок-мачте показался огонь. Баржа ответила, троекратно приспустив флаг.
Пароход немедленно изменил курс и направился к барже.
— Ну вот, — прошептал Илья Круш, — настало время выполнить свой долг.
И он слегка повернул штурвал влево, чтобы несколько отклониться на северо-восток.
Ни Лацко, ни его товарищи не заметили ничего подозрительного в этом маневре. Впрочем, им не оставалось ничего другого, как положиться на лоцмана, который уже десять дней умело управлял их судном.
Тем временем пароход приближался к гирлу, через полчаса он будет уже борт о борт с баржей под укрытием острова Лети, на спокойной воде, где можно перегрузить товар.
Внезапно раздался ужасающий скрежет. Баржа сотряслась до самого днища. Мачта переломилась в основании, парус рухнул, накрыв широкими складками матросов, стоявших на носу.
Судно врезалось в песчаный бар [126] , который пересекал в этом месте Килийское гирло. Илья Круш прекрасно знал о нем.
Какая разразилась брань, и с какой яростью Лацко набросился на лоцмана!
Этот человек, такой простой и такой отважный, ни секунды не сомневался в том, какая участь его ждет: он жертвовал своей жизнью.
Лацко не потребовал объяснений, страшным ударом он повалил Илью на палубу.
Контрабандистам следовало действовать как можно быстрее: еще не все было потеряно. Баржа только села на мель. Днище не пробито, вода внутрь не поступает, и, когда пароход подойдет, можно будет перенести груз, остававшийся в целости и сохранности.
126
Бар — изогнутая в форме полумесяца песчаная гряда, выпуклая в сторону моря, образующаяся в устьях рек в результате падения скорости речной струи и отложения взвешенного осадочного материала, влекомого рекой.
Но каково было разочарование Лацко и его людей! Вместо того чтобы подойти к барже и помочь ей выпутаться из беды, пароход развернулся и на всех парах устремился в открытое море.
Через четверть часа баржа была захвачена экипажем сторожевого таможенного корабля. Пароход заметил его, когда вышел из-за мыса острова Лети. Понимая, что игра проиграна, и не имея никакой возможности принять на борт Лацко и его людей, он поспешно устремился на восток.
Один из тех, кто находился на борту сторожевика, опережая других, бросился на палубу баржи и, пока тридцать таможенников захватывали яростно сопротивлявшегося Лацко и его сообщников, побежал к корме, где без сознания лежал Илья Круш. Он приподнял его, положил голову бедняги себе на колени и привел в чувство. Когда лоцман открыл глаза, он вскричал: