Прелести
Шрифт:
Можно подумать, я лучше тебя об этом знаю…
— Спроси его при встрече сам, хорошо?
— У него очень сильное поле. Хотя порой казалось, что поле отсутствует совсем. Жаль, мы мало общались.
Я лишь пожал плечами. Для меня — «поле» — это то место, где горох и пшеница растёт. А что подразумевал под словом «поле» бывший колхозник? Как тут не вспомнить монолог Александра по поводу упадка сельского хозяйства. В общем, промолчал.
Потом мы играли с Пушкиным в шахматы. Он страшно напрягался, но проигрывал раз за разом и при этом очень злился. Всё-таки в своё время я имел
Кончилось всё тем, что вконец расстроенный фермер, не доиграв последнюю партию, стал прощаться.
После его ухода Марина присела рядом и, как в прошлый раз, погладила по «ёжику» на голове.
— Почему не заходил так долго?
— Боялся, что Александра ты ждёшь больше чем меня.
— Дурачок, он обещал помочь моей дочери.
— Обещал?
— Ну, или мне так кажется.
— А этот, зачем заходил?
— Тоже лечить пытается.
— Ты серьёзно?
— Я же говорю, что согласна на любую помощь. Утопающий хватается за соломинку.
— Жаль, что я не экстрасенс.
— Наоборот, здорово.
— А я всё слышу, — перебила нас Ирина.
Рассмеялись и прервали диалог. Пока Марина убирала со стола, взял телефон и набрал номер.
— Алло, Вадик? Ну что, ты готов?
— Усегда готов.
— Заедь за мной по адресу…
— Заеду.
— Ну, давай.
— Даю.
Короткие гудки.
— Уже уезжаешь? — женщина подошла и легонько потянула за галстук.
— Да. Сейчас за мной заедут.
— Когда появишься?
— Как всегда, не вовремя.
Мы подъехали к намеченному ресторану и остановились на стоянке перед зданием.
— Ты здесь был когда-нибудь?
— Да какая разница, — Вадим выключил двигатель, — пошли, раз уж приехали.
Посетителей было немного. Мы расположились у стены недалеко от эстрады. Аккуратные светильники в зелёных абажурах покрывали мягким изумрудным светом столики. Оркестр наигрывал ненавязчивые мелодии джазовых композиций тридцатых-сороковых годов и навевал определённое настроение.
Швейцар на входе, вопреки утверждениям моего друга, руки в нацистском приветствии не вскинул, а довольно приветливо предложил пройти вовнутрь. С улыбкой намекнул об этом Вадиму. Тот незамедлительно отреагировал:
— За что купил, за то и продаю. Сам здесь первый раз. Может быть, они только со своими так здороваются. Поживём, увидим.
Подчёркнуто вежливый официант протянул меню и хотел отойти, но украинец тормознул его:
— Нам водки и шампанского, а все остальное на своё усмотрение. Добро?
Официант кивнул головой и, стандартно улыбнувшись, удалился.
— Вот увидишь, раза в два обсчитает, не поморщится. Мы тут люди новые…
Часа через полтора покушавший и подобревший после выпитой водки Вадим, сняв пиджак, предался ностальгическим воспоминаниям и рассуждениям на тему заброшенности в «непрерывном потоке жизни». Я и слушал и не слушал, покачивая фужером в такт музыке и наблюдая за немногочисленными танцующими парами. Народу прибавилось, но всё равно оставалось достаточно свободных мест. Высокая молодая девушка медленно покачивалась
Престарелый кавалер галантно увёл свою пару на место, и она исчезла из моего поля зрения и, возможно, из моей жизни, появившись, подобно падающей звезде, на короткий и тем только более запоминающийся миг.
— Вот ведь, Вадик, о чём мне сейчас подумалось, — перебил я рассказ друга. — О молнии. Я только сейчас понял, почему её вспышка так завораживает. Понимаешь, она не даёт ответа. Совсем. Ты видишь, что начинается гроза. Что небо затягивается тучами. Ждёшь молнию, но она ухитряется взорваться внезапно и так же внезапно исчезнуть. Даже гром догоняет несколько позже, с опозданием. Это и очаровывает. Вжик и всё… Вопрос, вроде бы, задан, а на ответ уже нет времени. Ты просто идёшь по улице, ни о чём не думаешь, никуда не спешишь, и вдруг происходит событие, которое на первый взгляд тебе абсолютно безразлично. Ненужное событие, мимоходное, но ты потом помнишь его всю жизнь и всю жизнь не понимаешь, почему оно оставило такой глубокий след в памяти. Мистический след. Иногда полезно не знать ответа на вопрос. Ответы утоляют жажду, но при этом убивают музыку. У тебя такое случается?
Вадим молча наклонился вправо и поглядел на «ту самую» девушку:
— Если ты о бабах, то я считаю…
— О ком?!
— А-а… Не о бабах? Тогда извини, — он театрально закатил глаза. — Кстати, вон и наш приятель, — и совсем удивлённо, — со Стёпой вместе…
В зал вошли четыре человека. Два рослых парня прошли первыми и, покосясь в нашу сторону, устремились к столикам, на которых красовались таблички — «заказано». Следующие двое вошли вальяжно, снисходительно посматривая на посетителей. Все четверо расселись за двумя столами. Парами. Незамедлительно подлетел официант. Поздоровавшись, он обменялся с клиентами репликами и умчался выполнять заказ.
— И ху из них есть ху? — посмотрел я вопросительно.
— Федяев поплотнее, с двойным подбородком, — Вадик начал натягивать пиджак, — ну а Стёпа рядом с ним, вот уж с кем встретиться здесь не хотелось бы.
— А те двое?
— Охрана. Куда же Федяев без телохранителей. У Измайлова моду взял. Андрюха, иди ко мне телохранителем. Или нет. Лучше день я тебя охраняю, день ты меня. Цирк будет, — он встал со своего места. — Ладно, пойду со Стёпой поздороваюсь. Этикет.
Украинец ушёл «прогибаться», а я в первый раз за сегодняшний вечер (до этого пил только шампанское) налил рюмку водки.
Вадик вернулся в хорошем настроении:
— Стёпа сегодня добрый. Они уже до этого где-то отдыхали. Про тебя, кстати, спрашивал: «Кто ты, да что ты?».
— Ты, разумеется, отрапортовал, как положено?
— Я сказал, что ты артист, — Вадик насадил на вилку жирный кусок мяса и подмигнул заговорщически, — поэт-песенник. Между прочим, у Стёпы в бардачке твоя кассета валяется. Я оставлял. Он любит такую музыку.