Преломляя свет
Шрифт:
Драко снова впился губами в ее рот, изучая тот языком и вжимая ее в грубые полки, пока руки блуждали по всему ее телу. Гермиона встретила его с такой же страстью, а затем резко оттолкнула их обоих от стены. Он позволил ей вести себя назад, но когда его ноги ударились о край дивана, она разорвала поцелуй и подняла на него взгляд. Ее глаза были темные. Пока Малфой наблюдал, ее рука потянулась выше и остановилась посередине его груди, а потом толкнула его вниз. Тяжело дыша, он рухнул на старый, потертый бархат и посмотрел на Грейнджер из-под ресниц.
— Ты прекрасен, — прошептала она, и на малейшее мгновение он замер, прежде чем потянуться и схватить ее за запястье.
—
И она пошла — забралась к нему на колени и оседлала, наклоняясь и захватывая его губы в очередной обжигающий поцелуй, а ее пальцы снова оказались в его волосах.
Блядский ад.
Он хотел этого, думал об этом почти постоянно, но так и не оказался готов.
Малфой откинул голову и позволил ей делать с собой все, что захочется. Провел руками по ее бедрам и обхватил талию. Ощущение купальника под коротким хлопковым платьем напомнило ему о произошедшем ранее, когда он подошел к бассейну и увидел, как она потягивается, а завязки и крошечные куски ткани едва прикрывают ее прекрасную спину и идеальную задницу. Желание пронеслось по нему тогда так же, как и сейчас, и он снова простонал ей в губы, пока те не покинули его, чтобы двинуться вдоль линии челюсти, поднимаясь к уху. Грейнджер стянула куртку с его плеч, а его руки опустились на подол ее платья, задирая, комкая. Пальцы дрожали, скользя по гладкой коже ее бедер.
— Драко, Драко, Драко, — выдыхала она как молитву.
Или заклинание.
И, может, это оно и было, потому что он забыл все, что, вероятно, должен был помнить прямо сейчас. Забыл, что они только что были в опасности. Что это, вероятно, была плохая идея. Что они по-прежнему могли быть в опасности.
Малфой почти забыл, кем являлся.
Она произнесла его имя еще один раз, судорожно выдыхая возле его уха, в тот же миг, как толкнулась вперед, вниз и к нему, тем самым выпустив в нем нечто дикое. Драко обхватил руками ее талию и поднял, впиваясь в ее губы и не отпуская, когда быстро повернул, опустил на диван и навис над ней. Он хотел вжать ее в подушки, ощутить ее под собой, поглотить ее. И она позволила ему: подняла руки и притянула к себе, вытягивая свои ноги между его и углубляя поцелуй. Он отчаянно поцеловал ее в ответ. Зарылся руками в ее волосы и потянул за пряди, задирая ее голову, а затем двинулся губами вниз по сладкой линии ее шеи, задевая кожу зубами, и снова почувствовал ее ногти на своей спине. Она выгнулась дугой, и он отстранился. Образ, представший перед ним, отпечатался в его сознании: беспорядочные длинные кудри, приоткрытые от рваных вздохов опухшие губы, сверкающие глаза под опущенными веками.
Мерлин, к чему все идет?
Блять, она сводила его с ума. Он ослеп от желания.
Ее рука потянулась выше, провела пальцами по его челюсти, а затем опустилась на скулу. Он повернул голову, закрывая глаза, и поцеловал ее ладонь.
— Драко, я… — в тоне ее голоса был вопрос. Тот, на который, он знал, что должен был ответить до того, как они зайдут дальше, до того, как они достигнут точки невозврата.
Драко открыл глаза, заглядывая в ее.
— Гермиона, — его взгляд проскользил по ее лицу.
Ее имя на его губах и все, что оно значило, было таким трепетным… и пугающим.
Я так чертовски сильно хочу тебя.
Прости меня, если причинил тебе боль.
Я твой.
Отчаянные слова. Правдивые слова. Могла ли она как-то прочесть их на его лице, в его касании?
Гермиона двинулась под ним, медленно и намеренно — точка соприкосновения изысканна. Он замер и посмотрел на нее, а она не оборвала зрительный контакт… И сделала это снова. Драко почувствовал,
— Я хочу… — слова вырвались из него рвано и отчаянно.
— Да, — ее шипение в ответ.
И она начала извиваться, помогая ему тянуть платье выше и выше, когда громкий треск раздался в воздухе.
Малфой даже не замер. Он дернулся вперед, хватаясь за палочку в кармане куртки, пытаясь быть осторожным, чтобы не раздавить Гермиону, не причинить ей боль. Он почувствовал, как широко раскрылись глаза, какими они были дикими, когда его накрыла паника.
Это был треск аппарации, он был уверен в этом.
Драко занял оборонительную позицию перед Гермионой, которая тоже вскочила и выхватила палочку из своей сумки, лежащей на полу. Но она переместилась из-за его спины так, что теперь они стояли бок о бок перед диваном с вытянутыми палочками.
Образы того, как Пьюси, Долохов или кто-то хуже находят их в таком положении, охватили сознание Драко. Он взглянул на Гермиону: ее волосы пребывали в беспорядке, одежда была растрепана. Он знал, что сам выглядел так же. И любому вошедшему будет ясно, чем они занимались. Образы того, что могут сделать Пожиратели смерти в ответ, скрутили нутро. Искаженное от боли выражение лица его матери, возникшее перед глазами, заставило ощутить вкус желчи на языке.
Но больше не раздалось ни звука. Несколько мгновений магазин оставался совершенно тихим. И ничто эту тишину не нарушило. Не возникло никакого отклика на быстро прошептанный Гермионой Гоменум ревелио. Драко в замешательстве метнул взгляд к ее глазам, и она покачала головой. Но затем звук раздался снова. Тот же отдаленный треск, однако, на этот раз гораздо дальше и определенно снаружи здания.
Плечи Гермионы расслабились, и она опустила свою палочку.
— Это была машина, — заверила она, поворачиваясь к Драко. — Выхлоп машины. Должно быть, донесся с улицы.
— Ты уверена? — дурнота по-прежнему одолевала его, а сердце колотилось.
И в тот же миг звук настиг опять, уже чуть слабее.
— Да, определенно, — Гермиона прижала ладонь ко лбу и издала пустой смешок. — Бог ты мой. Это прозвучало в точности как…
Драко заставил себя опустить палочку, но не смог заставить панику и образы сгинуть. Он сел на ручку дивана и опустил голову на руки. Услышал, как она подходит к нему.
— Ты в порядке? — ее рука легла на его плечо.
— Именно этого я и боялся! — он поднял взгляд и увидел, как она вздрогнула, поэтому понизил тон. — Вот почему.
— Почему что? — она двинулась еще ближе, между бровей начала пролегать складка. Ее глаза искали его, и она опустила вторую руку на другое плечо.
— Почему я был таким уродом. Почему я боролся с этим, — он дико взмахнул рукой, охватывая комнату и их помятый вид, — так долго.
— Я не понимаю, — ее лицо было близко.
Слишком близко.
И он почувствовал почти непреодолимую тягу обнять ее. Поэтому отстранил ее от себя и подошел к книжному стеллажу, прислонился к тому лбом, попытался мысленно заблокировать боль и волнение, отразившиеся в ее чертах.