Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги

Афанасьев Александр

Темно — но пол не бетонный, теплый, такой теплой может быть только земля. Света нет. Какой-то шум… свежим воздухом тянет еле — еле.

Ночь?

Он лежал, чутко вслушиваясь в неясные звуки — как готовящийся к прыжку зверь — и только через полчаса решил перевернуться. Ноги поддались… значит, позвоночник целый. А если ноги целые, позвоночник целый — можно бежать.

Извернувшись — это вызвало новый приступ боли во всем теле, который он перенес со стиснутыми зубами — он сел, прислонившись к стене. Его тело слушалось его, его разум был ясен, он искал выход из сложившейся ситуации.

Свет, который был в его камере — проникал через зарешеченное окошко у него над головой. Окошко было совсем не такое, какое

могло быть в здании, изначально строившемся как тюрьма: оно было такого размера, что через него мог вылезти даже очень толстый человек — если выдернуть решетку машиной. Сама решетка была сварена кустарно [104] . Стена, в которой была дверь — отличалась по свету от других стен, даже при столь скудном освещении, какое было — это было видно. Это могло значить только одно — здание изначально предназначалось для каких-то других целей, а сейчас было переоборудовано под содержание пленных. Удивительного мало — везде, где приходят к власти исламисты, начинается вал похищений людей. И это обстоятельство повышало шансы все-таки выбраться из ловушки живым.

104

Почему пленных не держат в зиндане? Там этого не принято — какой зиндан в пустыне? Арабы не знают даже такого понятия как подвал — в их домах его нет.

Черт бы все побрал. Черт бы побрал этого урода Омара и тех уродов, которых он дал, какого хрена он сюда поперся, говнюк поганый…

Он примерно прикинул — чем его могло так долбануть? Если бы мина или граната — сейчас бы он уже в райских кушах на дудочке играл. Вариант только один — безоболочечное взрывное устройство, довольно мощное. Он слышал, что такие используют при захвате заложников, тем более что сделать его довольно просто.

Можно было подобраться к двери, попинать в нее ногой и посмотреть, что будет. Но Николай не стал этого делать — не к чему рисковать получить избиение, к тому же — ему принесут жратву, питье или что-то в этом роде… не могут же они допустить того, чтобы пленный умер с голоду. Тогда он и примет решение, как быть дальше…

Ни еду, ни питье ему не принесли — ни днем, ни когда стемнело. Он прислушивался, слышал шум моторов, крики, ему показалось, что он слышал даже азан, призывающий всех правоверных обратиться с молитвой к Аллаху. Но на него никто не обращал внимания — как будто все забыли, что он существует. Ему ничего не оставалось, кроме как повернуться на бок и заснуть.

Утром — он уже решил постучать в дверь — как услышал лязг. Поворота ключа он не услышал — его просто не было, дверь закрывалась только снаружи и только примитивным засовом. Николай едва успел повернуться.

Вошли двое. Обоих — хоть в пропагандистский ролик Аль-Каиды: здоровые, бородатые, в камуфляже. От обоих страшно воняло — может, на улице это было не так заметно, но здесь — тесное пространство камеры моментально заполнил густой, звериный, омерзительный запах немытого тела, нестиранной одежды и несвежей пищи…

О том, как обращаться с пленными — боевики не знали. Мешая друг другу — они подошли и подняли Николая под руки. После чего поволокли к двери. Дверь была узкой, пройти через нее можно было только одному человеку, но никак не троим. О том, что один должен страховать другого, что руки у пленного могут быть уже и развязаны — ни один из них не подумал. Вдобавок — у одного была кобура с пистолетом, расстегнутая — а автоматы были у обоих. Возможно, они знали кто он — и их ввело в заблуждение то, что он сотрудник ООН. Все западные методички — говорили о недопустимости активного сопротивления в случае похищения — только о пассивном, типа заявления о плохом самочувствии. Но он был русский и на эти методички — срать хотел.

Но

и активно действовать было пока не время.

Его протащили по коридору, спустили на первый этаж и вывели на улицу — он поморщился от яркого дневного света. Здание было двухэтажным и на первый вид — построенным либо советскими строителями, либо по советским методикам. Вот только батарей центрального отопления не было — непременного атрибута любого здания в России. И это несмотря на то, что по ночам в пустыне очень холодно. Первоначально здесь была либо больница, либо воинская казарма, либо что-то в этом роде. Коридор, выходящие в него двери, лестница наружу. Внизу был стул, стол и старый телевизор с антенной для дежурного — но место пустовало. Возможно, дежурный как раз тащил его.

На улице — было светло и жарко. Дорожки были посыпаны чем-то вроде щебня, давно затоптанного и смешанного с песком так, что образовалось некое подобие дороги. Везде была грязь, характерная для подобных стойбищ боевиков — ее количество говорило о том, что боевики здесь уже давно. Обглоданные, бурые от солнца и гниения кости, прямо посреди дня перебегающая дорогу крыса, машины — два Лендровера гражданского вида, возможно наспех перекрашенных белых, ООНовских, угнанных или захваченных. «Хаммер» — старый, небронированный, на нем какой-то пулемет, вероятно китайский. Смирно стоящие, атакуемые мухами и расстреливаемые лучами солнца прямой наводкой смирные мохнатые ослики…

Его подтащили к одноэтажному зданию, около которого было почище и стоял джип Мицубиши Паджеро, на вид почти новый. Около входа — стоял молодой усач с автоматом — он что-то резко спросил по-арабски и ему не менее резко ответили. Он посторонился. Николай понял пару слов, отчего мог примерно сказать, о чем говорили — это был часовой и он спросил, знает ли шейх. Но он и виду не подал, что что-то понял: в этой игре ему сдали очень хреновые карты и он понимал, что скрытое знание арабского может спасти ему жизнь. Не стоит открывать врагу даже самые мелкие свои карты если в том нет насущной необходимости.

Его втащили внутрь — и тут же Николай почувствовал запах жареного мяса. Воняло и здесь — но не так сильно, запах жареного мяса перебивал все остальные запахи. Вероятно, он был слишком голоден, чтобы обращать внимание на что-то другое.

Коридор здесь был выкрашен краской того же цвета — но он был короче и в нем была только одна дверь. Ее открыли, втащили его внутрь, и он оказался в большой комнате, размером не меньше сотни квадратов, почти зал. Комната была приспособлена для проживания или хотя бы временного пребывания одного правоверного. Единственными предметами мебели были стол и два стула, причем Николай догадался, что их притащили специально для него. В одном углу был ковер, раскатанный на полу, мелом на стене была метка — кибла направление в сторону Мекки для молитвы. В другом углу — был армейский НАТОвский спальник и какие-то свернутые рулоны, тоже ковры, видимо. Там же стоял автомат Калашникова, новенький, черный, сто третьей модели, ухоженный — возможно, наш, возможно болгарский — болгары поставляли оружие в Ливию. На нем же был подствольный гранатомет, НАТОвского стандарта, тоже болгарский, с переходником под АК. А оттуда и до противоположного угла — вся стена до потолка была заставлена большими коробками, в которых могло быть оружие, а могло быть и что-то иное.

За столом, уже заставленным блюдами с мясом и рисом сидел человек — коренастый, лет пятидесяти. Толстый, но не жирный — такими бывают спортсмены, которые занимались рукопашкой, но потом бросили спорт и не соблюдали меры в еде. Он тоже был бородатым — короткая, окладистая борода с проседью. Местные так бороду не носят — они либо не носят ее вообще, что харам, либо просто позволяют ей расти до пупа. Этот же — за бородой ухаживал. Явно не рядовой бандит и не мулла — полевой командир, причем серьезный.