Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства
Шрифт:
В недавнее время понятие фронтира приобрело новое интересное значение, связанное с экологическим аспектом. Уже Тёрнер выделял наряду с поселенческим фронтиром другой и, возможно, второй по значению тип фронтира, а именно: предельные рубежи, освоение которых брали на себя добытчики полезных ископаемых. На этих горнодобывающих рубежах (mining frontier) обычно развивались более сложные – по сравнению с общественными структурами чисто аграрного фронтира – социальные сообщества. Обобщая, этот тип можно назвать фронтиром эксплуатации ресурсов. При этом речь идет как об экономическом, так и об экологическом аспектах эксплуатации. Уже в случае «классического» освоения фронтира путем заселения экологический вопрос играл большую роль, хотя сам термин «экология» нашел применение в этом контексте только после Тёрнера. Поселенцы с присущими им сельскохозяйственными навыками и методами должны были встраиваться в новую окружающую среду. Осваиваясь вместе с животными, они занимались скотоводством и внедряли свою цивилизацию, основанную на производстве и потреблении говядины, в цивилизацию коренного населения Америки, построенную на выращивании бизонов. Говоря о фронтирах, нельзя игнорировать экологию.
Другой, независимо от Тёрнера сформулированный подход ведет в этом же направлении. В 1940 году американский путешественник, журналист и эксперт по центральноазиатским проблемам Оуэн Латтимор опубликовал свой новаторский труд «Внутриазиатские фронтиры Китая». Латтимор представил в нем трактовку истории Китая в контексте постоянного конфликта между земледельческой
21
Lattimore, 1940.
В свете новых экологических интересов намеки Тёрнера легко увязываются с широким охватом вопроса, характерным для подхода Латтимора. Непосредственно с представлением о фронтире как о территории освоения ресурсов связано применение концепции фронтира, которое характерно для историков, подразумевающих под этим понятием интенсивное вмешательство человека в природу в целом. Так, например, Джон Ф. Ричардс описывал глобальную историю окружающей среды периода раннего Нового времени, руководствуясь возникающими повсюду фронтирами-поселениями (frontiers of settlement). Уже в раннее Новое время начался тот процесс, который в XIX веке достиг своей высшей точки и своего завершения: технически лучше оснащенные колонисты завладевали землями, которые до тех пор уже использовали пастухи, охотники и собиратели плодов, не подвергая их при этом «глубокой» в сельскохозяйственном смысле обработке. Первые поселенцы всюду действовали под знаком более продуктивного использования земли, вмешиваясь в существовавшие до них формы обработки почвы и охоты. Они очищали земли, осушали болота, орошали засушливые земли и беспощадно уничтожали, на их взгляд бесполезные, элементы фауны. В то же время они были вынуждены приспосабливать принесенные с собой методы к новым условия окружающей среды 22 . Если следовать размышлениям Ричардса, то отделить друг от друга общественные, политические, экономические и экологические аспекты фронтиров просто невозможно. Ричардс целенаправленно искал территории в мире, находившиеся в состоянии фронтиров, и потому смог передать все многообразие их отдельных аспектов. Поскольку эта глава нашей книги не преследует цели представить фронтиры освоения ресурсов в их региональной полноте, такой специфический тип фронтира будет затронут лишь кратко в одном из следующих разделов.
22
Richards, 2003, 5f.
Среди заслуг экологического подхода следует выделить то, что он позволяет обострить взгляд на процессы, протекающие во фронтирах. Описать фронтиры статически едва ли возможно. Они представляют собой социально-пространственные образования, приводящие в действия изменения, для обозначения которых даже выражение «социальные преобразования» кажется недостаточно емким. Эти процессы могут быть различных видов. Наиболее распространены из них были два.
1) Пересечение экологических границ характеризует так называемый «трансфронтирный процесс», заключающийся в передвижении групп населения с одной стороны фронтира на другую. Хороший пример – появление трекбуров в Южной Африке последней трети XVIII века. Когда плодородных земель на побережье Капской колонии стало не хватать, многие белые люди, владеющие языком африкаанс, отказались от интенсивного земледелия европейского типа и приняли полукочевой образ жизни. Некоторые из них (по имеющимся оценкам, примерно десятая часть) примкнули к африканским общинам. К началу XIX столетия люди смешанного происхождения, гриква, образовали собственные социальные организации, города и даже полугосударственные структуры (Западный Грикваланд и Восточный Грикваланд). В Южной Америке также были примеры «трансфронтирных» групп населения: в данном случае они пересекали границы не по причине скудности их ресурсов, а благодаря избытку животных, наличие которых позволяло процветать охоте и разведению скота и лошадей. Тем не менее много схожего между Африкой и Америкой существовало, прежде всего в том, что сообщества, пересекающие границы, населяли внутренние районы государственных образований, не испытывая на себе внешних форм управления. Характерным для них было также этнобиологическое смешение колонистов и местного населения, которое только в XIX веке стало регламентироваться расовыми доктринами. Другими примерами могут служить свободные добытчики (буканиры, buccaneer), населявшие Карибский бассейн, или вооруженные банды буш-рейнджеров (bush rangers) в Австралии, которые состояли по большей части из беглых преступников и были уничтожены благодаря правительственным мерам в 1820-х годах 23 .
23
Curtin, 1999, 49ff.; к истории фронтира Австралии: Rowley, 1974.
2) Огосударствление фронтира: государство выступало на первый план, как только речь заходила о гарантии прав земельной собственности. Этот процесс заявлял о себе, даже когда колонизация и овладение фронтиром изначально успешно обходились без постоянного присутствия военных сил и без исключительного применения действующих юридических процедур для принятия решений о преступном или законопослушном поведении населения. Уже в раннее Новое время вклад властей применительно к фронтирам повсеместно заключался в том, что государство легализировало фактическую оккупацию территорий колонистами в целом и отказывало местному населению в каких-либо существующих правах на собственность. Режимы, установленные в зонах фронтиров, различались по степени основательности, с которой государство занималось кадастровым учетом и предшествующими ему процессами межевания и установления границ земельных участков. В частности, на «Диком Западе», где, по расхожим представлениям, господствовала анархия, раздача и гарантии собственности земельных участков уже на самой ранней стадии освоения строго регулировались. При этом государство редко оказывало непосредственное влияние на концентрацию земельных владений. Американские фронтиры с их, казалось бы, неограниченным предложением земли делали принципиально реализуемыми утопические идеи о всеобщем благосостоянии путем относительно равномерного распределения земельных участков. Это было мечтой Томаса Джефферсона: общество без нижних слоев, освобожденное от уз нужды. Показательным в этом отношении является иной подход к использованию земель в Аргентине и Канаде. В обеих этих странах территория фронтиров вначале рассматривалась как общественная собственность. В Канаде предлагаемые земельные участки разбирали мелкие сельскохозяйственные предприниматели, склонные к риску и готовые к максимальной мобильности. Уже на раннем этапе здесь начались спекуляции земельными участками. В Аргентине же, напротив, земля попадала в руки крупных землевладельцев. Арендаторы этих земель часто получали их на привлекательных условиях, но в длительной перспективе фронтир разочаровал тех,
24
Adelman, 1994, 21, 96.
2. «Дикий Запад» в Северной Америке
На фоне всех фронтиров мира ситуация Соединенных Штатов, особенно в период с 1840-х годов по 1890-е годы, выделяется по ряду причин.
Первое. Ни одно другое движение поселенческой колонизации в XIX веке не имело аналогов по демографическому весу и его последствиям. Здесь еще более масштабно, чем в случае с Австралией, речь шла о массовом заселении континента. Это утверждение справедливо относительно как долговременного общего процесса колонизации, так и отдельно взятых моментов драматического ускорения этого процесса. Калифорнийская золотая лихорадка стала самым крупным эпизодом миграционных перемещений в истории США. В 1849 году в Калифорнию устремились 80 тысяч человек, а в 1854-м там уже жили 300 тысяч белых поселенцев. Подобные масштабы имела, хотя и менее знаменитая, золотая лихорадка в Колорадо в 1858 году 25 . Схожие по структуре «лихорадки» имели место на Южно-Африканском побережье Витватера, в австралийском Новом Южном Уэльсе, на Аляске, но они были более локализованы и меньше связаны с колонизаторским проникновением на огромные территории.
25
Rohrbough, 1997, 1; West, 1998, xv. О социальной истории золотых приисков см.: Finzsch, 1982; ср. также общий обзор: Nugent, 1999, 54–65.
Второе. Никакой другой фронтир не воздействовал на общество с такой силой, оставив мощный отпечаток не только на территории собственного рубежа, но и далеко за его пределами. Нигде больше структуры общества фронтиров не интегрировались настолько успешно в общий национальный контекст. Американский Запад не превратился в отсталую окраину для «внутренней колонизации». Это связано, помимо прочего, с географическими особенностями США. Вдоль Тихоокеанского побережья после золотой лихорадки в середине XIX столетия возник регион с необычайной экономической динамикой, в основе развития которого лежали не только механизмы экстенсивного присвоения и освоения земельных угодий. Собственно территория фронтира лежала между восточным побережьем с его стабильным динамическим развитием – и бурно растущей частью страны на побережье, расположенном на противоположной стороне континента. Территория фронтира была в буквальном смысле «серединой». Основное социально-историческое различие, которое следует учитывать по отношению к фронтирным обществам, определяется следующим. С одной стороны, существовал Запад ферм и небольших городков с проживающими там средними слоями населения. Отличительными особенностями этого Запада были семьи, религия и тесно связанные между собой общинные отношения. Противоположностью этого социального мира было намного более беспокойное общество пионеров-завоевателей Запада, чья жизнь проходила в заботах, связанных с разведением стадного скота, с золотыми приисками и военными фортами. Типичным представителем этого мира был молодой, не связанный семейными узами мужчина, обладающий высокой мобильностью, часто занятый только на сезонных работах, в опасных условиях труда. Наконец, в качестве региональной особенности выделяется форма общества, которая возникла в Калифорнии в результате золотой лихорадки. Она с такой очевидностью противоречила в некоторых своих чертах общепринятой картине Запада, что это вызвало долгие споры о том, в каких отношениях и можно ли вообще причислять к нему Тихоокеанскую Калифорнию.
Третье. Фронтиры США в XIX веке были эффективным механизмом, нацеленным на полное исключение коренного населения Америки из своей системы. Подобную функцию они выполняли и в Южной Америке, в то время как в Азии и в Африке местное население в отдельных случаях получало более широкую свободу действий. Ранее и в Северной Америке имели место случаи интенсивной ассимиляции между индейцами и европейцами. Французам в XVIII веке удалось создать необходимые условия мирного сосуществования, причем в поисках modus vivendi они достигли больших успехов, чем англичане или шотландцы. Отношения между испанцами и коренным населением на территории сегодняшней Мексики регулировались в условиях относительного равновесия, достигнутого в ситуации стабильного фронтира инклюзивного типа 26 . Подобных ситуаций не возникало на территориях в сфере влияния США. Здесь типичной формой обхождения с местным коренным населением, которая сформировалась на протяжении столетия, стала резервация. Чем больше середина континента заполнялась поселенцами, тем меньше оставалось возможностей вытеснять индейцев в свободные пространства дикой природы. После Гражданской войны Севера и Юга и по завершении войн с индейцами в 1880-х годах система многочисленных рассыпанных по территории США специально отведенных областей стала всюду практикуемой нормой. Ни в каких других фронтирах меры по изоляции коренного населения от внешнего мира, подобные резервациям, не приобрели такого же значения, хотя нечто похожее и наблюдалось в рамках апартеида в Южной Африке XX века 27 .
26
Hine, Faragher, 2000, 36–38, 71–73, 79; подробно: Weber, 1992.
27
Prucha, 1986, 181ff.; Banner, 2005, 228–256.
Четвертое. В обличии научной концепции или популярного мифа (который и сегодня не утратил своей силы вопреки новейшим тенденциям дегероизации первопроходцев) фронтир служил интегрирующей темой национальной истории задолго до того, как Тёрнер дал название этому феномену. Уже Томас Джефферсон около 1800-х годов констатировал, что будущее США лежит на западе континента. В 1840-х годах в США идеологическая программа доктрины «Явного предначертания» (Manifest Destiny) регулярно использовалась для обоснования агрессивной внешней политики. Некоторые историки в этом же духе интерпретировали и морскую экспансию США в Тихоокеанском регионе, в авангарде которой двигался китобойный промысел; они видели в этом процессе не что иное, как расширение фронтира за пределы сухопутной границы страны 28 . Освоение Запада континента рассматривалось как специфический североамериканский путь формирования национального государства. Эта тема обладала значительным интегрирующим потенциалом, поскольку практически каждый североамериканский регион в определенный отрезок времени своей истории являлся «Западом».
28
Это представляет собой характерную черту представителей исторической школы Уильяма Эпелмана Уильямса, см.: Waechter, 1996, 318–328. Убедительное применение такого тезиса в работах французского историка: Heffer, 2002.