Преобразователь
Шрифт:
– Там еще есть про путь Дао, про воду, про мудрое правление и все такое. Надо?
– Пока нет, – из чувства самосохранения я не уточнил, где «там еще есть». – Потом, на досуге помедитируем.
Аида кивнула и уставилась на меня, ожидая, когда в ответ на ее тираду из меня выскочит ответ.
– Значит, так. В надписи, скорее всего, говорится про воду. Крысы, превращаясь в людей, забирают воду из воздуха, а при переходе обратно теряют ее. Вода не имеет формы, сама по себе она не действует, может принять
– Колодец тоже что-то значит?
Я отмахнулся от Аиды, как от мухи.
– Значит, конечно. Здесь все что-нибудь значит. Но это потом. Итак: жаба значит стяжание. Стяжание порождается алчностью. Алчность, алчба – это жажда. Крысы жаждут воды, чтобы стать людьми. Жаба жаждет богатства. Крысы тоже. Тем и другим нужна вода для жизни… Эврика! Надо в жабу налить воды!
– Чего?!!!
– Налить воды в жабу.
– И что? – в глазах Аиды я отражался как полный дебил.
– Дашь жабе воды – дверка и откроется. Слыхала о водяных механизмах древности?
Аида кивнула и снова уставилась на меня.
– Воду мы где брать будем?
Вот это был вопрос!
– А у профессора нету?
– Если ты прав, должна быть.
– Можно, конечно, попробовать пописать в жабу…
Аида поперхнулась.
– Чего?
– Ну, это же тоже вода…
– Ага, вода. Может, там состав важен, ты же не знаешь, как эта фигня действует!
Мы решили не рисковать и писать не стали, а отправились обратно по коридору в поисках воды.
Вода ненавязчиво стояла прямо у дверей, через которые мы вошли. Початая упаковка с пластиковыми бутылками. Мы прихватили с собой одну и двинулись обратно к статуе.
– А одной хватит? Жаба жадная.
– Хватит. Не фиг жадничать, – о том и сказка.
– Миф, – поправила Аида.
– Какая, блин, разница?
– А что, если не подействует? – Аида смотрела на жабу через мое плечо, и я слышал ее дыхание.
– Сам боюсь.
Стараясь не дрожать, я влил воду жабе в пасть. В животе у твари что-то булькнуло, и пасть снова оказалась пустой.
– Во жаба какая, – в сердцах прошептала Аида, – я же говорила, не хватит.
– Посмотрим. Даосы тоже еще те приколисты, как я понял.
И мы замерли, глядя на Лю Хая.
Юродствующий старичок сквозь лукавые щелки глаз глядел на нас, приплясывая на жабе.
И когда надежда на спасение рухнула, статуя медленно повернулась, отползая к стене. Под ней зиял провал.
Как это там у даосов? – «Вот что такое путь»…
Глава 26
И снова вместе
Когда я с неимоверным трудом, обливаясь потом сдвинул чугунную крышку люка и высунул голову наружу, то первое, что я увидел, было дуло нацеленного мне в лицо пистолета. Я зажмурился.
– Вылезай,
– Ты будешь стрелять? – мне очень нужно было знать правду.
– Хватит паясничать, дитя подземелья, – Анна щелкнула предохранителем и сунула оружие под ремень.
– Здесь свои, – сообщил я Аиде на ее вопросительный взгляд снизу, и мы полезли наружу.
Нет, все-таки Верховный Магистр был человек издевательский. В том смысле, что любил поиздеваться. Устроить тайный выход из лаборатории в дом своей бывшей прислуги – ну не идиотизм? Впрочем, зато прислуга верно сторожила дом даже после смерти хозяина.
– Как вы здесь оказались? – хором спросили мы друг друга, когда люк был закрыт.
Аида стояла позади меня, держа руки за спиной, как арестант. Ноздри ее раздувались, мышцы напряглись, но она молчала. Я хотел заслонить ее от Анны, защитить, но Аида сделала шаг вперед, и они ненавидяще уставились друг на друга. Я физически ощутил, как между ними проскакивают заряды ненависти и подозрения.
– Моя сестра, Анна.
Та тряхнула головой и прислонилась к стене.
– Аида… мой друг.
Аида еще раз метнула в Анну угрожающий взгляд и, по-прежнему держа руки за спиной, шагнула к дверям.
Я не хотел ее терять, но не знал, как остановить.
– Она так и уйдет? – Анна повела подбородком в ее сторону.
– Ты уходишь? – это все, что я смог «родить».
– Да. – Аида повернулась к Анне спиной, и только я знал, чего ей это стоило.
– Постой…
Но Аида сделала шаг в сторону двери.
«Нет!» – хотел крикнуть я ей.
Но Аида уже шагнула в темноту.
– Мы встретимся?
Ниточка из моего сердца потянулась за ней.
– Как договорились, – ответила она, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь.
Ниточка натянулась до предела, и в том месте, откуда она начиналась, я ощутил боль. Наверное, так чувствуют себя грудные младенцы, когда мать покидает их, оставляя наедине с миром. Она ушла, и я не знал, увижу ли я ее еще.
– Ты и с ней спал? – Анна, не меняя позы, с интересом следила за выражением моего лица.
– Нет. С ней спал мой отец.
– О, Господи, – Анна обхватила голову руками, да так и застыла.
– Да-да, и с ней тоже.
Я прошел в комнату, едва не задев Анну плечом. На низком диванчике, задрав коленки, сидел Петя и смотрел на меня широко распахнутыми глазами.
– Добро пожаловать! – сказала мне Анна в спину, и я застонал.
– Сергей, Слава Богу, ты жив, – заголосил Петя, барахтаясь на диване в попытке встать.
– Сиди уж.
Но Петя уже вскочил, и, зардевшись как маков цвет, бросился мне на шею.