Преодоление
Шрифт:
За столом познакомилась с женой лесоруба, оказавшейся невысокой и не очень красивой женщиной лет двадцати пяти. В моем мире это еще молодость, тут же считается зрелым возрастом. Тридцать – уже старуха. Вот и эта женщина… моя мама старше, но выглядела намного лучше этой уставшей женщины. Чертовы маги! Я видела в Доме Кайтаидов женщин, которым больше двухсот лет, но выглядели они при этом лет на восемнадцать. И их руки не знали тяжелой работы. Я ведь не могла не обратить внимания на руки женщины, когда она положила передо мной деревянную ложку.
– Кто работал, тот и ест.
– Я не лаботала, – высунула голову из-за стола девчушка. Я улыбнулась.
– Будешь работать, когда выздоровеешь, – серьезно ответил
– Буду, – согласилась та.
Рилла, жена Проха, за столом почти не разговаривала, и даже присутствие незнакомого человека не вызвало ее интереса, а после еды она сразу отправилась спать: видно, совсем вымоталась. Но чем я могу ей помочь? Вот разве что хорошо делать то, ради чего меня наняли, это и будет лучшей помощью.
Со следующего утра я и приступила к своим обязанностям. Как я уже узнала, фамилий у крестьян нет и семья называется по имени главы. Прох и Проховы дети. Причем жена Проха тоже была Прохова дочь. Запутано немного, и я пока не до конца это поняла, а спрашивать, понятно, не рискнула.
Мирра оказалась непоседливой девчушкой. Вчера ей стало получше, а сегодня вообще носилась по двору не останавливаясь, от недавней болезни и следа не осталось, я только и успевала отлавливать ее – то в дровяном сарае, то в конюшне, то на крышу дома заберется, а у меня сердце в пятках: не дай бог свалится. Еще дать сена коню, убраться в конюшне, подмести двор. За всей этой суетой мне было не до ведуньи, хотя иногда я видела ее то бредущей мимо куда-то к лесу, то сидевшей на лавочке у дороги.
– Лан! Лан, а мона мне каску?
– Потерпи. – Едва успела поймать руку неугомонной, уже было сунувшейся в горшок. Повар, конечно, из меня тот еще, особенно на печи, но кое-что сделать получилось. Все Рилле меньше работать, когда она вернется. – Скоро отец твой приедет, ему тоже кушать захочется. Вместе поедите.
Несмотря на очень примитивный и бедный быт, особо голодающих я в деревне не видела. Ходят в откровенных лохмотьях, из обуви какие-то тряпки, и кора вместо подошв, дети поголовно босые, а мальчишки порой и без рубашек носятся. В домах грубые скамейки, стол и кровать. Дети обычно спят либо на полатях, либо на сеновале, где и меня, кстати, поселили вместе с Конресом. Мирра, по причине болезни, спала вместе с родителями. Но при этом запас еды в доме хороший и еда разнообразная, потому и рискнула сварить кашу. Дома-то я частенько сама себе готовила, только там плита электрическая, всякие специи. А тут прежде, чем что-то варить, надо костер развести, котелок пристроить. Хорошо я с отцом в походы частенько ходила и сумела справиться. К печи в доме я и подойти не рискнула, на улице все варила. И вроде бы даже получилось, мне понравилось. Мирре, которой я дала на пробу, как местному индикатору, тоже. По крайней мере, она тут же попыталась залезть в котелок за добавкой. Не очень, хороший, кстати, котелок. Очень грубая работа и кривая. Да, всем хороша магия, но вот ничего с ее помощью создать не получается. Ни хлеб вырастить, ни одежду смастерить, ни котелок сковать. Только презирать людей маги и умеют. Ненавижу! Тут разница даже не между дворянами и крестьянами в моем мире, много хуже. Я могу оценивать – видела разницу в жизни магов и обычных людей. И маги еще смеют презирать тех, чьими трудами живут? А что они сами смогли бы сделать, без этих вот обычных людей? Скуликов, как они презрительно их зовут. Ради всей их роскоши Прох и его жена вынуждены горбатиться с утра до вечера, дети с семи лет начинают помогать родителям.
Под рукой хрустнула жердина изгороди. Я вздрогнула, надо быть все же сдержанней в чувствах. Оглянулась, и, кто бы сомневался, ведунья тут как тут. Стоит, смотрит. Сделала вид, что жердина уже была треснутой и я подошла ее починить. Эта ведунья уже откровенно начинает меня нервировать. Появилась даже мысль ночью придушить
Голос хорошо постарался в тренировках, готовя из меня убийцу, но тут уже взбунтовалась я. Не хочу для себя такого! Как в свое время отказывалась признавать себя вещью, упрямо цепляясь за остатки достоинства, так и с ним изо всех сил сопротивлялась превращению в холодного и циничного убийцу. Благо Голос не человек и в некоторых ситуациях до ужаса неуклюж и некомпетентен. При всех объемах его знаний он оценивал ситуацию и мою реакцию на его уроки очень примитивно.
Постепенно втягивалась в жизнь деревни. Прох явно мной доволен, его жена тоже: еще бы, я взяла на себя почти все работы по дому, и теперь ей не нужно по возвращению с поля еще и готовить, а потом убирать.
– Молодец, Лан, – неизменно хвалил меня лесоруб. – Само небо послало мне тебя в лесу, даже не представляю, как бы мы со всем этим справились без тебя.
Единственное неудобство, меня, как «мальчишку», не стеснялись ни Прох, ни Конрес, потому периодически приходилось выскакивать из дома или сеновала под надуманным предлогом, когда тем приходила в голову мысль переодеться. Видно, предлоги становились уж очень надуманными, поскольку Прох стал коситься на меня не хуже ведуньи, правда, в отличие от нее, не надоедал постоянным вниманием.
Мирра переселилась к нам с Конресом на сеновал. Тот ворчал по поводу присутствия девчонки, которая мешает «мужским» разговорам, но не прогонял ее. Понятно почему, ему-то мужская гордость мешала сознаться, что мои истории интересны, зато послушать, когда рассказываю их его сестре, он был не прочь. Случайно получилось, когда девочка отказывалась спать, рассказала ей сказку на ночь. Нет-нет, вовсе не моего мира сказку, ту, что в библиотеке Кайтаидов вычитала в книге, оттуда и остальные сказки стянула. Я еще не сошла с ума оставлять такой след Маренсу, как истории чужого мира. Дойдут они до него, сразу поймет, что к чему. Может, и перестраховываюсь, но, как я уже говорила, параноики дольше живут.
Если бы не ведунья, было бы совсем хорошо. Но к ней я уже привыкла, тем более твердо решила через три дня идти дальше, а то уже почти готова поселиться в деревне. Прох, кажется, не отказался бы меня усыновить. Самой не хочется уходить, но надо.
Утром отправилась за водой и у колодца столкнулась с ведуньей. Та хромала по дорожке и вдруг споткнулась, завалившись на меня. Еле успела подхватить, но не удержала, старушка оказалась неожиданно тяжелой. Я бы удержала, но пришлось падать, согласитесь, подозрительно, если худющий мальчишка спокойно поднимет довольно упитанную старушку. Старушка, похоже, своими локтями прошлась по всему моему телу, пока поднималась. Еле удержалась, чтобы не обругать ее услышанными от Проха словами. Глянула на ведунью и только тут поняла, что падение вовсе не случайно, уж очень растерянной старушка выглядела. Вовсе не просто так она неудачно поднималась – пыталась определить, кто я, мальчик или девочка. Не верит мне ведунья ни на грош. Где же я так прокололась, что она заподозрила обман? Или дело в огромном личном опыте? Огляделась, есть ли кто поблизости, и повернулась к ведунье:
– Что вам надо?
Та улыбнулась.
– Все же я права, ты не тот, кем хочешь казаться. Была даже уверена, что ты девочка, очень уж…
– Так чего вы ко мне пристали? – Ясно, где прокололась, на хозяйственных делах.
– Я забочусь о деревне, а я не знаю, кто ты и какие у тебя цели. Только ты не тот, кем хочешь казаться. Не знаю, в чем дело, но ты очень странный.
То же мне новость. Снова огляделась.
– Послушайте, через три дня я ухожу, и мы вряд ли еще когда увидимся. Какая разница, кто я и откуда?