Прерванная жизнь
Шрифт:
Это не проблема, так как единственный раз, когда я оставляю кресло возле кровати Деда, — когда иду в туалет.
Храп Трэвиса настигает меня через всю палату, и на лице появляется маленькая улыбка. Я сказала ему уйти и остаться в доме Деда, но я благодарна ему, что он не оставил меня.
Это чудо, что Деда жив. Чудо, что все мы живы. Я все еще не уверена, что нам было суждено выбраться, и все еще жду, что кто-то нажмет на кнопку перемотки к нашим последним минутам в сарае, прежде чем Деррик напал на Мандо, своего отца.
В
Кошмары стали явью, как только полиция приехала к Мандо после того, как я вызвала их, лишь только мы примчались в больницу. И оказались далеко от сарая. Не знаю, что они нашли, и надеюсь, они не предоставят мне эту информацию.
Зная серьезность травм Деда — три переломанных ребра, травма плеча и сотрясение мозга наряду с пневмонией, — я не могу оставить его, особенно теперь, когда у меня есть мои воспоминания.
Проблема с ними состоит в том, что вы не можете выбирать их. Они появляются все и сразу. Как отбойный молоток, они высекают свой путь в вашем сердце и наполняют вас.
Танцы босиком с мамой перед камином в гостиной Деда. Мое первое свидание. Рыбалка с папой. Семейные обеды и пикники. Приготовление обеда с бабушкой. Деда, еще долго читающий мне после того, как я научилась сама. Семейные ссоры. Выпускной. Софтбол. Похороны.
Слишком много похорон: мама, папа, бабушка.
Бабушка сломала шейку бедра два года назад. Вскоре после операции она заболела пневмонией. Она упорно боролась, потому что мы все бойцы. Но, в конце концов, некоторые бои просто нельзя выиграть.
Я скучаю по ним.
Надеюсь, Деда не оставит меня, чтобы быть с ними.
Сильные руки поднимают меня со стула у постели Деды, и я сворачиваюсь в них, когда Трэвис усаживает меня к себе на колени и целует в лоб. Укачивает меня назад и вперед, напевая неизвестную мне песню, пока я продолжаю плакать. Он не успокаивает меня и не говорит, что все будет хорошо.
Потому что он знает так же, как и я, что, возможно, никогда больше не будет хорошо.
Глава 39
Изображения ярко оживают на обратной стороне листа бумаги, что оставила одна из медсестер. Образы моего прошлого и настоящего сливаются в прекрасный хаос, несовершенный, но бурный.
Трэвис покинул палату полчаса назад, чтобы забрать свою маму из аэропорта. Как только он рассказал ей, что мы пережили, она настояла на том, чтобы приехать и быть рядом. Прежде, чем он уехал, я взяла его лицо в руки и напомнила, что у него была семья.
— Это и есть любовь, Трэвис, — сказала я ему. — Это твоя мама.
Он глубоко поцеловал меня, отчего мои колени ослабли, и улыбнулся.
Думаю, он наконец-то верит мне.
Деда немного шевелится на своей кровати и бормочет имя
Не знаю, как я могла забыть их. Но даже когда моя память покинула меня, я держалась за них, потому что сущность того, кем я являюсь, напрямую связана с ними. Моя семья. Они научили меня бороться, даже когда надежды, казалось, не существовало. Они гордились моей независимостью. Они окружили меня радостью и любовью.
С того момента, когда я открыла глаза, я боролась. Я смеялась. Я любила.
За это я должна благодарить их.
Поправляю маску на носу у Деда, обеспечивающую его кислородом, но он отворачивается в другую сторону, подальше от меня. Руки тянутся к Деду, когда он снова шепчет имя бабушки, и я склоняю голову в молитве, одновременно ей же опираясь на его руку, стараясь не потревожить капельницу.
Я так сильно скучаю по ним.
— Я знаю, что ты плачешь не из-за старика.
Поднимаю голову на звук голоса Деда. Голос слабый, но его улыбка дает мне понять, о чем уже говорил Трэвис. Деда — боец.
Он вытирает мои слезы трясущейся рукой, но останавливается, начав кашлять. Его глаза наполняются слезами, когда он пытается остановить кашель, и отворачивается не в силах сделать это.
Я сижу на кровати и держу его за руку, пока жду, когда кашель утихнет. Знаю, он страдает, и мне жаль, что я не могу ничем ему помочь. Найдя салфетку на своей тумбочке, вытираю ему рот, когда он перестает кашлять, а потом поправляю кислородную маску.
— Никогда, Деда.
Целую его в щеку, и он хватает мою руку. Он слабый, но проснулся. Это что-то.
— Я плачу, потому что только что узнала, что пропустила большую распродажу красивых туфель.
— С ремнями и большими каблуками? — спрашивает он, и я киваю. — Звучит странно.
Я хихикаю. Мне не нужно много времени, чтобы рассказать ему о том, что произошло в сарае, как только Трэвис и я пришли туда, тем более что я опускаю часть про пытки.
Вздыхаю, когда добираюсь до того момента рассказа с участием Деррика. Деда устает, поэтому я останавливаюсь на середине фразы и смотрю на его кровать.
— Рассказывай, девочка, — требует он.
Смех бесследно исчезает, в то время как я поеживаюсь на кровати и смотрю мимо него в окно.
— Так плохо, да?
— И да, и нет, — я пожимаю плечами, но не смотрю на него.
Сердце разрывается, мой дух сломлен. Жизнь продолжается, наши истории никогда не закончатся, так как мои отношения с болью становятся еще более близкими и нерушимыми.
Деррик — сын Мандо. Он знал, что его отец виноват в моем похищении, но я верю, что он пытался защитить меня, одновременно защищая своего отца. Но когда я позвонила ему и сказала, что Деда похитили, Деррик должен был спасти его. Я могу простить ему все его ошибки и заблуждения, но не то, что он подверг опасности Деду.