Преследуя Аделин
Шрифт:
Словно услышав мои мысли, он делает несколько шагов ближе, его рука то и дело вынимает изо рта сигарету, когда он делает очередную затяжку.
Он… бросает мне вызов? Мой позвоночник выпрямляется, и раскаленная добела ярость застилает мне глаза. Кем, черт возьми, этот парень себя возомнил?
Злобно зарычав, я бросаюсь к своей двери, отпираю ее и распахиваю настежь. Он поворачивает голову ко мне, и на какое-то мгновение я едва не теряю рассудок и не бегу обратно в дом.
Держа спину прямо, я сердито топаю по ступенькам и направляюсь к нему.
–
Позже я спрошу Бога, почему Она создала меня такой, какая я есть, но сейчас все, что я могу сделать, когда оказываюсь достаточно близко к нему, – это опустить обе свои руки на его грудь и оттолкнуть. Я запрещаю себе обращать внимание на рельефные мышцы под его толстовкой – потому что сосредотачиваться на этом сейчас могла бы только душевнобольная.
Этот огромный мужчина не сдвигается ни на сантиметр.
Он ничего не говорит. Не реагирует. Не делает вообще ничего.
Из моего носа, словно у быка, вырывается резкий, сердитый выдох, пока я смотрю на человека в капюшоне. Я не вижу лица, кроме нижней его части, но чувствую, как его глаза прожигают меня насквозь. В скором времени мое тело начнет дымиться, и от него останется лишь пепел, развевающийся на холодном ветру.
– Что ты от меня хочешь? – шиплю я, сжимая руки в кулаки, но только для того, чтобы унять дрожь. Все мое тело начинает вибрировать от гнева и страха. Но еще и от чего-то другого. Чего-то настолько тревожного, что я отказываюсь называть это.
Он не отвечает, но усмехается – медленным, порочным изгибом губ, от которого у меня по позвоночнику пробегают искры.
Он неторопливо высовывает язык и облизывает нижнюю губу. Мои глаза цепляются за это движение. Этот поступок выглядит первобытным. Он звериный. И чертовски страшный.
Мое сердце начинает подниматься к горлу. Проглотив его, я сужаю глаза и открываю рот, чтобы еще раз крикнуть на него.
Но прежде, чем я успеваю это сделать, он делает шаг назад. И хотя я не могу этого видеть, я знаю, что он смотрит на меня. Затем поворачивается и уходит.
Просто уходит.
Без единого сказанного слова. Без каких-либо объяснений. Без даже сумасшедших признаний о том, как он хочет, чтобы мы были вместе, или еще какого-нибудь подобного дерьма.
Молча.
Я стою и слежу за удаляющимся обликом, возвращающимся в тот адский портал, из которого он выполз. Я смотрю до тех пор, пока он не исчезает из виду, и начинаю раздумывать, не сошла ли я с ума и не привиделось ли мне все это.
Разумеется, я бы не стала так глупо противостоять психопату. Психопату, который отрезал человеку руки и оставил их у меня на пороге.
Но это именно то, что я сделала. А он ничего не сделал в ответ, разве что облизал губы, словно собираясь полакомиться мной.
О нет, что если меня преследует второе пришествие Джеффри Дамера [6] ?
С замиранием сердца я разворачиваюсь и спешу обратно в дом, с таким чувством,
6
Американский серийный убийца, насиловавший и поедавший своих жертв.
Боже.
Я выбегаю к психопату и вместо того, чтобы взять нож с собой, просто бросаю его на пол.
Боже, зачем ты создала меня такой?
Может, в следующий раз ты сработаешь не так дерьмово?
В награду за то, что я дописала свою рукопись и отправила ее редактору, я позволяю себе заняться расследованием убийства.
Дайя отправила мне еще материалы, которые откопала в базе данных полиции. С каждой минутой на мою электронную почту приходят все новые письма с новыми подробностями. Большинство из них – это рапорты, написанные от руки людьми, у которых был отвратительный почерк.
И из-за неаккуратного осмотра места преступления нам, по сути, не на что опереться.
В одном из отчетов мой прадед упоминает, что Джиджи вела себя странно на протяжении нескольких месяцев, предшествовавших ее смерти.
Она была отстраненной. Не такой разговорчивой. Испытывала паранойю. Была раздражительной с бабушкой, и несколько раз опаздывала, когда забирала ее из школы, без объяснения причин.
Джиджи не желала обсуждать это со своим мужем, что неоднократно приводило к ссорам между ними. В отчетах он признавался, что в последние два года их отношения непрерывно ухудшались. Он умолял Джиджи поговорить с ним об изменениях в ее поведении, но она утверждала, что с ней все в порядке.
Я часами изучала дневники Джиджи и искала скрытый смысл во всем, что она писала. Выискивала записи, в которых она выражала страх и озабоченность чем-либо.
Но чего бы она ни боялась, это пугало ее настолько сильно, что она даже не могла выразить свой страх словами.
Я даже жалею, что эти дневники не были найдены во время расследования. В этом случае я бы никогда их не прочитала, но, возможно, они помогли бы раскрыть ее дело.
Вздыхаю и запускаю руки в свои густые волосы. Мои плечи начинают гореть от сгорбленного положения, а глаза устают от чтения.
В висках расцветает головная боль, зрение теряет остроту, пока я не перестаю видеть и соображать.
Я откидываюсь в кресле-качалке и смотрю в окно.
И воздух пронзает мой сдавленный вскрик, когда я вижу, что преследователь снова стоит на том же месте, что и прежде, и попыхивает своей дурацкой сигаретой. С тех пор как я вышла к нему на улицу, прошло три дня, и все это время я нахожусь в состоянии повышенной готовности. В ожидании, что он снова проникнет в дом и на этот раз уже точно войдет в мою комнату, пока я сплю.