Преступление доктора Паровозова
Шрифт:
Кстати, тот кооператор, из-за которого все закрутилось, в воскресенье быстренько разобрал свою палатку и был таков. Видимо, понял — теперь пивом и бутербродами не обойдешься.
Потом был суд. Альберту дали всего полтора года за хулиганство. Хотя в то время была статья за покушение на жизнь работника милиции, по которой, чтобы получить десять лет, достаточно было просто замахнуться на сотрудника органов. Но органам, видимо, было неловко признать, что какой-то скорняк-туберкулезник отметелил один четырнадцать милиционеров, да еще прилюдно.
А могло так и вообще завершиться без суда. Я, узнав
Альберт попал в зону под Москвой, недалеко от Зеленограда. Передачи принимались без ограничения, режим содержания был гуманным. Сидели там сплошь молодые спортивные ребята. Все, кроме Альберта, по модной статье за вымогательство. Рэкет в то веселое время представлялся делом перспективным.
Такого здорового парня, обладающего подходящей фактурой, да еще и с такой впечатляющей историей, немедленно сагитировали бросать к чертовой матери свой меховой кооператив и заняться более серьезными вещами. Поэтому, когда через девять месяцев он вышел по амнистии, вопросов с трудоустройством у Альберта Колбасина не возникло.
Ему быстро, как тогда говорили, удалось подняться, приодеться, стать обладателем видеомагнитофона, японского телевизора и толстой золотой цепи. В его облике, особенно во взгляде, теперь читалось явное превосходство перед простыми смертными. На вопрос непосвященных о роде занятий отвечал просто и слегка насмешливо:
— По городу работаю.
Пожалуй, никогда у меня не случалось такого минорного настроения, как в ноябре девяносто первого. Еще летом я уволился из реанимации, где десятый год служил в качестве медбрата, когда почувствовал вдруг, что ушло главное: я перестал получать кайф от этой работы, и все мгновенно превратилось в рутину, тяжелую морально и физически, да к тому же и задарма.
А ведь предупреждали умные люди, что нельзя продолжать пахать в реанимации, если при этом учишься на дневном. Тем более в таком заведении, как Первый Мед. Нужно было послушаться, а не устраивать себе жизнь, при которой все эти годы не было ни одного выходного. Пока мои однокашники отдыхали в воскресенье, у меня по воскресеньям стояли сутки. Да еще среди недели выходил в ночь. А во время каникул, вместо того чтобы подкопить силенок, брал себе максимальное количество дежурств. Вот и результат.
Уже пятый месяц пошел, как я уволился, а все никак никуда не устроюсь. Денег, несмотря на повышенную стипендию, зарплату Лены и помощь родителей, и раньше-то не
А может, надо было послушать Светку? В прошлом году, когда в подъездах перестали гореть лампочки, а подвалы домов заполнились подростками, которые, надев на голову пакеты, под музыку Цоя нюхали клей «Момент», наша соседка Света зашла к нам на огонек и, прикурив, сказала:
— Отсюда надо валить, хотя бы ради детей. Эта страна обречена. Сегодня я была в посольстве Австралии. Взяла анкеты и на вашу долю. Не валяйте дурака, заполняйте, ступайте на собеседование, и поехали.
Мы заполнили, перечитали у Акимушкина про животный мир Зеленого континента, собрались с духом, сообщили родным о нашем решении. Родные пригорюнились, поплакали, но отнеслись с пониманием. Осталось передать анкеты в посольство и ждать приглашения на беседу. Австралия лишь недавно объявила, что зовет к себе энергичных, молодых, горящих желанием влиться в новое общество. А одной из самых востребованных специальностей значилась медицинская сестра. Прямо для меня.
И я уже представлял картинки из нашего недалекого будущего, как мы, красивые, загорелые, бредем по берегу океана, шлепая босыми ногами в полосе прибоя, я обнимаю Лену, а подросший к тому времени Рома тащит за нами доску для серфинга и, пытаясь перекричать шум волн, требует, чтобы его подождали. Конец доски чертит по мокрому песку неровную линию, мы оборачиваемся и со смехом отвечаем ему по-английски, срываясь на русский, а вот и наш дом на пригорке, стоит под сенью огромных эвкалиптов, вдалеке бегают какие-то звери, то ли дикие собаки динго, то ли кенгуру, а…
А утром вдруг как-то стало невероятно жалко все это бросить. Нет, не загаженный темный подъезд с соседями-алкашами, не унылые грязные дворы с протухшими мусорными баками, не разбитые, холодные автобусы, которые брались штурмом, а как-то все сразу, абстрактно.
— Да ладно, бог с ней, с Австралией! — объявил я Лене на третий день после заполнения анкет. — Давай еще подождем. Наверняка хуже, чем сейчас, уже не будет.
Оказалось, что будет. Причем намного. Деньги таяли, шмотки поизносились, лампочки перестали гореть даже в лифтах, подростки в подвалах уже не нюхали, а ширялись, бандиты стреляли на улице средь бела дня.
В холодильнике с сегодняшнего утра лишь полбанки горчицы и початый пакет молока. Хоть бы хлеба купить. Да хоть бы что-нибудь купить! А то уже мутит от голода.
Шел я весь в этих своих тяжелых думах и буквально налетел на Альберта.
— Ого, докторишка! — радостно приветствовал меня Альберт, разодетый в какой-то невероятный красный пуховик. — Ты откуда такой серьезный?
— Да вот, из института возвращаюсь, — вяло стал отвечать я. — Зачет по психиатрии сдавал.
— Всё зачеты сдаешь! — засмеялся Альберт, надевая красивые кожаные перчатки. — Ты, Леха, скоро сам от этой учебы психом станешь! Сколько там уже учишься? Пятый год? А всего сколько? Шесть? А стипендия сейчас какая? Какая??? В час? В месяц? Ну, ты даешь! Да еще небось каждый день покойников резать! Не, я бы так и дня не выдержал!