Преступление доктора Паровозова
Шрифт:
Я остановился и прикурил. Некурящий Альберт немного притормозил и поинтересовался:
— А чего смурной такой? Проблемы? Если с зачетом там или еще чего, хочешь, подъедем с пацанами, разберемся.
Я сразу представил, как в наш деканат приезжает Альберт с пацанами на разборки и завтрашние заголовки газет.
— Спасибо, я уж как-нибудь сам, с зачетом. А смурной — просто думаю, где бы пожрать достать.
— Как где? — удивился Альберт, пожав плечами. — Маленький, что ль? В магазин зайти не пробовал?
Тут уже настал
— Тебе, Альберт, тогда в парке точно последние мозги отбили. Ты сам-то в магазины заходил? Прилавки видел?
Альберт снисходительно ухмыльнулся и начал мне втолковывать, как неразумному:
— Слушай, докторишка, заруби себе на носу, что у прилавка одни лохи толкаются. Я как с зоны откинулся, теперь всегда в подсобке отовариваюсь. Захожу, прошу, чтобы мяса хорошего нарубили, собрали там всего, колбаски сухой, рыбки соленой…
— Какой колбаски? — возмутился я и швырнул окурок на землю. Курить не было сил. — Какой еще рыбки? Да ты знаешь, что уже месяц хлеба купить и то проблема?
— Да нормальная колбаса, сервелат. В тот четверг на Автозаводской с пацанами отоварились. Окорок еще там взял, консервов всяких, вырезку говяжью. Я ж тебе толкую, нынче весь товар в подсобке, для своих. А в самом магазине только старичье пасется и лохи голимые. Леха, кончай позориться, не стой больше в очередях, заходи в любую подсобку, найди там людей, скажи, пусть тебе жрачки соберут. Мы с пацанами всегда так делаем.
Я остановился, чувствуя, что еще немного, и моя язва закровит.
— Альберт, может, тебе и твоим пацанам действительно не отказывают, но я так не смогу. У меня не получится. Как сказать, кому сказать?
— Ну, ты и правда лох по жизни, — добродушно объявил Альберт и хлопнул меня по спине, отчего я еле устоял на ногах. — Всему тебя учить надо.
За разговором мы поравнялись с нашей районной стекляшкой, от ее витрин в ноябрьских сумерках исходило тревожное бледно-голубое свечение.
— Пойдем, так уж и быть, покажу! — сказал Альберт и потянул дверь магазина на себя. — Бабки-то есть? А то одолжу, не стесняйся.
Торговый зал оказался неожиданно многолюдным, гул сотен голосов поднимался к потолку, как на хоккейном матче, головы и плечи закручивались в каком-то странном водовороте и, достигнув прилавка, разбивались об него, словно о волнорез.
— Рагу дают!!! — истерично закричала рядом с нами какая-то старушка в шляпке, обращаясь непонятно к кому. — Можно из костей бульон сварить! Слышите, бульон!
Рагу при ближайшем рассмотрении оказалось какими-то ярко-желтыми ломаными костями с кусочками серых сухожилий. Было похоже, что вскрыли скотомогильник с бруцеллезом. Пара злых и явно уставших продавцов, работая совками, словно экскаваторами, загребали в большие прозрачные пакеты эти кости, завязывали их и кидали в толпу. Люди лезли друг на друга, подпрыгивали, как баскетболисты, ловили мешки, кричали, матерились, охали, дрались.
Какие-то две женщины, по виду учительницы, схватили один пакет и потянули его, каждая на себя. Намертво вцепившись, ни та ни другая не уступала, глядя на противницу с дикой, первобытной ненавистью. Тут мешок, не выдержав, порвался, и кости посыпались на пол в склизкую жижу. Женщины, будто очнувшись, отпрянули друг от друга и вдруг обе расплакались.
Альберт легонько подтолкнул меня, и мы, обходя по краю толпу, начали пробираться в сторону подсобки. Подойдя к двери, Альберт выдвинулся вперед, а я робко спрятался за его широкой спиной.
В подсобке, на здоровой, изрубленной мясной колоде три амбала играли в карты. Мясник и два грузчика. Мясник в грязном-прегрязном белом халате сидел на стуле, а грузчики в халатах синих, но тоже не первой свежести, на шатких пустых ящиках. Они повернулись на звук открываемой двери с традиционным для работников мясной торговли выражением презрения, свирепости и жлобства. Но при виде Альберта их лица мигом преобразились, и теперь на них читались скорбь, смирение и кротость. Хорошая тренировка для мимической мускулатуры. Их руки с картами застыли в воздухе.
— Слышь, мяса нам наруби! — глядя куда-то в сторону, произнес Альберт и зевнул. — Но чтоб вырезка была! И собери еще колбаски всякой, ветчинки.
Мясник отбросил карты, вскочил со стула, прижал руку к груди и, преданно глядя Альберту в глаза, испуганно проговорил:
— Ребят, бля буду, с прошлой недели мяса не получали! Говорят, завтра должны тушу подвезти! Да только смена будет не моя, Володькина. Но он нарубит, сколько скажете, мы ж понимаем.
Грузчики согласно и угодливо закивали, подтверждая слова мясника и выказывая нам уважение. Альберт поморщился:
— Хорош по ушам-то ездить! Ну а колбаса, рыбка, консервы? Что у вас есть-то? Давай, все тащи.
Мясник тяжело и прерывисто вздохнул, развел руки в стороны, демонстрируя белый кафель стен.
— Так сами ж видите, нет ничего, даже к ноябрьским и то колбасы не завезли! Чуть ли не топором пришлось от ветеранов отмахиваться! Ребят, ни масла, ни консервов, ни крупы! Вы завтра заходите, может, Володька что получит.
— Я чёт не понял, — медленно произнес Альберт и нахмурился, — ты хочешь сказать, мы зря сюда пришли?
Мясник сглотнул и сжался. Альберт кивнул, не торопясь, принялся расстегивать куртку. Пока он тянул за молнию, эти трое не сводили глаз с его руки. Затем он полез во внутренний карман. Грузчики сразу побледнели, а мясник зажмурился.
Альберт вытащил пачку жевательной резинки, развернул пластинку и, отправив ее в рот, щелчком отбросил фантик в угол.
— Ф-ф-ф-ф-у-у-у!!! — облегченно выдохнул мясник и, обессилев, рухнул на стул. Он чуть подумал и неуверенно произнес: — Рагу есть, но, наверно, вы его не будете брать.