Преступление и наказание
Шрифт:
— Конечно понимаю. Я сам писал. И первое слово там «директору», а не вам, между прочим.
Охранница начинает понимать, что у меня «не все дома».
— Но здесь-то принимаю это я!!!
— Вот и примите, зарегистрируйте и дайте мне квиток.
В лёгком ступоре она отворачивается, пытается ещё раз прочитать и снова показывает мне шестикопеечные глаза.
— Вы хотите сказать, что мы у вас воруем?!
— Не нервничайте, прчитайте спокойно до конца и попробуйте понять, что там написано.
Если бы она была рядом, она бы вцепилась мне в физиономию, но за решёткой ей ничего не остаётся, как
— Кто вы по национальности?
— Русский.
— А в русских тюрьмах разве не воруют?
— Гораздо меньше, потому что там и убить могут. Или вы хотите, чтобы я это сделал здесь?
— Почему вы не попросите, чтобы вас перевели в тюрьму в Россию?
— Там холодно, — отвечаю, — Но я согласен обсудить эту тему с вами позже. Регистрировать будете?
Девка понимает, что имеет дело с неисправимым идиотом и хватается за последний аргумент:
— Вы уверены, что вам за это ничего не будет?
— А вы обратили внимание, что я прошу улучшить вашу же работу, а вы тут кричите на меня?
Охранница, наконец, замечает, что вся очередь зэков, стоящих за мной, с интересом вслушивается в разговор на повышенных тонах и её коллега подозрительно притихла за пультом. Меняет гримасу «изувековечу» на «добрый день», шлёпает штемпелем по бумажкам, отрывает одну и протягивает мне:
— Спасибо за ваше участие!
— А вам спасибо за понимание! — расшаркиваюсь я.
Это было её первое и последнее появление в нашем блоке. Наверно она кого-то подменяла.
Директор не ответил на мою писульку. Он мне, вообще, никогда не отвечает. Толи воспитание показывает, толи игнорирует. Но прошло некоторое время, и он бегом прибежал в наш модуль на разборки, когда зэки поймали одну «крысу» и в драке чуть не выдавили ему пальцем глаз.
ОТРАВА
Еду я возненавидел всеми фибрами моей души и желудка. Другой реакции и быть не могло: всё было настолько солёное, что в рот не лезло. Вес тела летел вниз по всем законам физики свободного падения. Если в тюрьму я попал с 80-ю килограммами, то теперь чувствовал себя птичкой, размером с воробья. Правда, клевать было нечего. Хлеб, немного джема, яблоко или груша, йогурт, стакан кофейной бурды и так каждый день. Рис, суп, чечевичная или фасолевая похлёбка отправлялись прямиком от раздаточного окошка в помойный бак. Иногда, пересиливая себя, съедал кусочек курицы или мяса, сосиску или рыбу, обильно сдобренную солью.
Здоровье ухудшалось. Почувствовал, что все сухожилия начали терять элластичность, простые приседания давались с трудом, только после 20–25 повторений исчезало ощущение «деревянности» конечностей. Наконец, правое колено отказало совсем. Сесть-то можно было, но вставал на одной ноге, вытянув предварительно в сторону другую и схватившись за что-нибудь руками. Записался на приём к фельдшеру после того, как мне пришла в голову спасительная идея: мне нужна безсолевая диета.
Медсестра, хороший человек, понимающе кивает, записывает меня в свою книгу, комментируя:
— Диета без жира и без соли.
Я открываю было рот для возражения, но спохватываюсь: хрен с ним, вашим жиром, главное от соли избавлюсь!
— Взвеситься можно?
—
Встаю на весы. Ёлки-палки! 67 килограммов. И это в одежде. Я уже и не помню, когда у меня был такой вес!
На следующий день я наелся от пуза. Правда от пуза того на моём теле давно ничего не осталось. И живот больше напоминал плитку шоколада или социальный резерв, окружавших меня наркоманов. Через две недели сухожилия стали терять деревянность, через месяц я весил уже 69 килограммов и начал приседать, на отказавшей было ноге.
— Вам подошло время делать анализ крови, — говорит медсестра, вытаскивая откуда-то лист бумаги.
Я притормозил, раздумывая. Я уже делал такой анализ в первый год отсидки и ничего серьёзного у меня не обнаружили. Но в испанских тюрьмах ежегодно проверяют кровь зэков на предмет обнаружения свежих следов наркотиков, что свою очередь включает механизм санкций и наказаний. Поскольку пауза затягивалась, медсестра поспешно добаила:
— Это, в принципе не обязательно, но лучше сделать.
— Для чего мне нужен этот анализ, если я не могу решить мои проблемы здоровья?
— Хорошо. Тогда подпишите здесь.
Тоже — не обязательно, но почему не сделать приятное человеку, хорошо делающему свою работу. Ставлю автограф и откланиваюсь.
КОФЕ И ПЕНСИЯ
Над столом поплыл удушающий запах гнилого мяса. Зэки ошарашено нюхали свои разломанные и откушенные гамбургеры. Мне вспомнился «Броненосец Потёмкин» Эзенштейна. Будучи на тюремной диете, я не получил гнилых котлет и с интересом обозревал реакцию моих коллег. Реакция отличалась от виденной во всемирно знаменитом фильме. Народ плевался, жевал хлеб с сыром, матерился на разных языках и брезгливо выбрасывал дурно пахнущую еду в мусорные баки. Бунта не намечалось. Так закончился день, который начался утром с подгоревшего кофе.
На следующий день я написал жалобу директору тюрьмы для моего товарища-экссоветянина. В ней он сообщал, что от этих гамбургеров у него приключились понос и рвота. А сам я, от себя лично, отправил директору письмо в закрытом конверте:
«Господин Карретеро (фамилия такая, прим.)
По моему мнению, вы находитесь в опасности из-за того, что вокруг вас орудует шайка недоброжелателей, которая желает лишить вас занимаемого вами кресла директора тюрьмы.
Попробую уточнить мои подозрения:.
Ухудшилась работа кухни после того, как вольнонаёмные работники вернулись после новогодних каникул. Кофе доставляют подгоревшим (три случая за последнюю неделю).
Вчера гамбургеры содержали гнилое мясо.
Лазанья выдаётся пустая, как и эмпанадийя (некоторое подобие обжаренных вареников). Когда я говорю пустая, это означает, наполненная воздухом (буквально).
Кто-то убирает с кухни хорошо работающих зэков, и они теперь рассказывают такое о кухне и способах приготовления там пищи, что не только годится мне для будущей книги, но и может привести тюрьму в суд, к Защитнику прав и свобод человека, в министерство здравоохранения и т. д.
С моей стороны, я искренно желаю вам уйти на пенсию с этой должности директора пенитенциарного центра Castellon-2, но не обещаю вам держать мой рот закрытым».