Преступление и наказание
Шрифт:
Он всегда был хороший сын своих родителей, не способный обидеть кого-нибудь. Попадая в тюрьму, он продолжает быть хорошим, даже если он конченый наркоман или коммунист. И совсем интересно получается, когда коммунист заводит дружбу с наркоманами. Чего только не увидишь в недрах испанской исправительно-нетрудовой системы.
Потихоньку организовываем островки безопасности в отдельно взятом блоке для наркоманов в тюрьме «Кастейон-2». Для тех, кто шевелит мозгами и умеет что-то руками, а не стоит тупо в утренних очередях в ожидании дозы наркоты. Есть в модуле библиотека, небольшой спортзал, мастерская. Наркушники постоянно совершают поползновения на эти места.
Наркоманы модуля привыкают к тому, что библиотека — это запретная зона для них. Почти не протестуют, потому что большинство из них не в состоянии изложить свои желания на бумаге, будь то рапорт, жалоба или апелляция. А люди, обитающие в библиотеке, всегда могут помочь.
В семье не без урода. Среди этих неграмотных есть существа, заходящие в библиотеку, чтобы вырвать страницу из книги, вырезать понравившуюся картинку из энциклопедического словаря, оторвать клочок журнала для изготовления самокрутки. Почему-то книги Библии отпечатывают на тонкой папиросной бумаге и «христиане» с удовольствием используют их по непрямому назначению. Мусульмане, делающие это, мне пока не встречались.
Такие налёты на библиотеку совершаются в отсутствие контроля. Стоит отвлечься, выйти, ослабить внимание и тут же какой-нибудь «потрошитель» ныряет в дверь. Отлавливаю одного такого и обещаю ему, что он никогда больше не переступит порог. Испанец плохо понимает иностранца, вздумавшего указывать аборигену на правила поведения в библиотеке и повышает голос. Я улыбаюсь. Нарк исчезает, и я несколько дней наблюдаю его беседы с другими зэками, его злобные взгляды в мою сторону. Но никто его не поддерживает, и дело мщения гибнет не начавшись. Через некоторое время он повторяет интервенцию в библиотеку в присутствии моего товарища, который возглавляет всё книжное дело. Увидев разговор на повышенных тонах, подхожу. Нарк, оказавшись в меньшинстве, вдруг теряет осторожность и выдаёт.
— Я встречу вас на улице после тюрьмы.
— Ты состаришься раньше, чем мы выйдем, — говорю я, — А на улице я тебя просто пристрелю. Пошёл вон!
Снова беседы позауглам. Снова взгляды издалека и снова никто не вступается за идиота. Но однажды, нарк не выдерживает и берёт на горло моего коллегу, когда меня нет рядом.
— Я тебя убью! Ты уже мёртвый!
На его беду, это слышит охранник из не самых ласковых, и наркомана уводят в карцер, подталкивая оплеухами. Всё успокаивается. До следующего дня. Зайдя в библиотеку, я слышу окончание истерической фразы коммуниста, «камарада Аренас», адресованные моему товарищу-библиотекарю.
— …кто ты такой, чтобы из-за тебя человека отправили в карцер! Подумаешь, зашёл и оторвал бумажку от книги!
Коммунист переводит взгляд на меня и, не снижая громкости, тявкает.
— И этот ещё блядский карлик!
Зэки, сидящие в библиотеке замирают. После этого, обычно, дают в морду. Но я не собираюсь убивать свихнувшегося Мануэля Перес-Мартинеса. Более того, мне становится весело, глядя на 75-летнего дурака, который на пару-другую сантиметров выше меня.
Гаф! — говорю я ему.
Зэки задерживают дыхание, чтобы не рассмеяться.
— Ты — червяк! — не успокаивается коммуняка-испанец.
—
— Ты мизер! Ты бесполезный!!
— Гаф, Гаф, Гаф!
За стеклянными проёмами дверей увеличивается количество зрителей, привлечённых шумом. Я шагаю к коммунисту и поднимаю руку. Он замолкает в уверенности, что я попался на провокацию.
— Будь осторожен. В твоём возрасте запросто можно схлопотать инсульт. А ещё я напишу твоим товарищам в городе Калуге в России о том, какая ты гнида.
Коммунист завизжал что-то о мафии и о правах человека и побежал к двери, чтобы погулять во дворе.
— Придурок! — бросаю ему в след.
На следующий день охранники вызывают библиотекаря и показывают ему две жалобы, написанные наркоманами под диктовку коммуниста. В них нарки жаловались на несправедливость в их адрес в библиотеке. Обе малявы идут прямым ходом в мусорную корзину.
Что же писал Ульянов-Ленин о детской болезни левизны в коммунизме?
А «товарищ Аренас», сбросив маску, продолжал свои гуляния по тюремному двору. В обнимку с наркоманами. Весело рассказывал им что-то. Возможно из теоретических измышлений классиков мирового движения «отнять и поделить».
Чем больше я узнаю про этого идеалогически подкованного идиота, тем большее отвращение он у меня вызывает.
Когда он был ещё молодым коммунистом, его банда, для поиска средств, обворовывала заправочные станции на дорогах. Уже в зрелом возрасте, камарада Аренас со товарищи похитили с целью выкупа предпринимателя. Выкуп получили, а тело не отдали. Ни живое, ни мёртвое. За это и парился идейный борец во французских тюрьмах, а теперь ещё и здесь — в Испании. И, похоже, придётся ему на свободу выходить ногами вперёд, учитывая возраст.
P.I.T
«Желание борьбы до победы — лучшее, что имеет человек. Украсть у него это — всё равно что, в какой-то форме убить его». (Клаудиа Пиньеро).
В Испании, как и в любой другой стране, есть закон о пенитенциарной системе. На основе этого закона понаписаны умные книжки и правила. Если сам закон трудно найти, когда оказываешься за решёткой, то читая сборник пенитенциарных правил, находишь, что испанцы уделяют большое внимание воспитанию и перевоспиранию правонарушителей. Существуют программы индивидуального перевоспитания (P.I.T.). К этим программам наличествуют целые подразделения воспитателей, психологов, врачей, социальных работников, охранников, начальников этих охранников, заместителей директоров тюрем, самих директоров, начальников директоров и начальников этих других начальников, заместителей и помощников министров вместе с министрами, которые ночей не спят в неустанных думах о том, как перевоспитать свернувшего с пути истинного, вернуть обществу полноправного гражданина, осознавшего и перековавшегося, и готового, если не строить далёкое светлое будущее, то, по крайней мере, избежать возвращения в не столь далёкие места для очередного перевоспитания.
«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить…», пелось в одной старой песне. Попав в испанскую тюрьму и получив персональный пожизненный номер, человек теряет персональность. Он так и остаётся этим номером до последнего дня заключения, не смотря на то, что кличут его всегда по имени и фамилии. Или по фамилиям, как это принято у испанцев. Теперь в каждой папке с пожизненным номером, тюремная бюрократия будет накапливать бумажки, писать которые здесь умеют, свидетельствующие о большой работе перевоспитательного коллектива. За эту работу, якобы проделанную, им ещё и зарплату платить будут.