Преступления любви, или Безумства страстей
Шрифт:
Едва лишь экипаж мадемуазель де Франваль выехал из Сен-Жерменского предместья, как десяток человек в масках остановили лошадей, распахнули дверцы, схватили Эжени, бросили ее в почтовую карету рядом с Вальмоном, принимавшим необходимые меры, чтобы заглушить крики девушки, но соблюдавшим при этом все возможное почтение, и в одно мгновение они оказались далеко от Парижа.
К несчастью, избавиться от лакеев и от кареты Эжени было невозможно, и посему Франвалю очень скоро стало все известно. Вальмон, стремясь уйти от погони, рассчитывал на имеющееся у него преимущество во времени в два или три часа.
Единственным стремлением его было достичь владений госпожи
Узнав о случившемся, Франваль не терял ни минуты. Он устремился на почту, спросил, в каком направлении были наняты сегодня лошади после шести часов вечера. В семь часов один экипаж отъехал по дороге на Лион, в восемь часов — почтовая карета в сторону Пикардии. Франваль долго не раздумывал: несомненно, не экипаж на Лион, но почтовая карета, направившаяся в сторону Пикардии, где у госпожи де Фарней имеются владения, привлекла внимание его. Он приказал запрячь карету восьмеркой лучших лошадей, людям своим — пересесть на свежих лошадей. Пока запрягали лошадей, он купил и зарядил пистолеты и полетел, словно пущенная из лука стрела, подгоняемый любовью, отчаянием и местью. Меняя лошадей в Санлисе, он узнал, что почтовая карета только что покинула город…
Франваль приказал не щадить лошадей. Он настиг злополучных беглецов. Его люди с пистолетами в руках остановили карету Вальмона, и взбешенный Франваль, узнав своего противника, тут же в упор выстрелил в него, подхватил умирающую от страха Эжени, сел вместе с ней в карету, и в десять часов утра он был уже в Париже.
Мало заботясь о случившемся, Франваль был обеспокоен лишь состоянием Эжени… Не пожелал ли коварный Вальмон воспользоваться обстоятельствами? Осталась ли ему верной Эжени, не изменила ли она своим преступным узам? Мадемуазель де Франваль успокоила отца. Вальмон лишь выдал свои планы, но, надеясь в ближайшее же время вступить с ней в брак, остерегся осквернять алтарь, куда в чистоте хотел принести свои обеты.
Клятвы Эжени убедили Франваля… Но жена его… знала ли она об этих замыслах… содействовала ли им? Эжени, узнавшая обо всем от самого Вальмона, осыпая мать самыми страшными проклятиями, подтвердила, что похищение задумано именно госпожой де Франваль и что роковое свидание, во время которого, по замыслу Франваля, Вальмон должен был оказать ему обещанную услугу, стало тем часом, когда тот его столь бесстыдно предал.
— О, — в бешенстве прорычал Франваль, — почему у него не тысяча жизней… Я бы в муках заставил его отдавать одну за другой… А моя жена!.. Когда я пытался провести ее… она первая обвела меня вокруг пальца… Существо, столь кроткое с виду… ангел добродетели!.. О низкая предательница, ты дорого заплатишь за свое преступление… Месть моя требует крови, и я сам, если понадобится, по капле высосу ее из твоего подлого сердца… Успокойся, Эжени, — в ярости продолжал Франваль, — успокойся, тебе необходим покой, отдохни немного, я сам буду тебя охранять.
Тем временем госпожа де Фарней, имевшая на подставах своих шпионов, получила сообщение о происшествии в дороге. Зная, что внучка ее возвращена отцу, а Вальмон убит, она стремительно помчалась в Париж… немедленно призвала своих советчиков. Ей доказывали, что убийство
Франваль, мгновенно извещенный о полученных советах и зная, какие шаги за ними последуют, а также, что дело его получило огласку и родственники только и ждут его осуждения, помчался в Версаль, просил аудиенции у министра, во всем ему сознался, но в ответ получил лишь совет поскорее уехать и скрыться в одном из своих эльзасских владений на границе со Швейцарией.
Не раздумывая, Франваль возвратился домой, но, желая утолить месть свою и покарать предательство жены, оставаясь при этом обладателем дорогих для госпожи де Фарней существ, дабы та благоразумно не осмелилась выступить против него, он по совету министра решил уехать в Вальмор, дальнее свое поместье, — уехать, однако, поверите ли, непременно в сопровождении жены и дочери…
Но согласится ли госпожа де Франваль? Чувствуя себя невольной виновницей случившегося, могла ли она надеяться остаться безнаказанной? Осмелится ли она теперь безоглядно довериться оскорбленному супругу? Вот что волновало Франваля. Чтобы понять, какого поведения следует придерживаться, он вошел в комнату жены, уже обо всем уведомленной.
— Сударыня, — холодно говорил он, — своими необдуманными поступками вы ввергли меня в пучину отчаяния. Осуждая результат, я, однако, оправдываю причину, толкнувшую вас на них; она, несомненно, кроется в вашей любви к дочери и ко мне. А так как первые неверные шаги были сделаны мною, я должен предать забвению вторые, содеянные вами. Дорогая и нежная спутница жизни моей, — продолжал он, падая перед женой на колени, — внемлите же мольбе моей о примирении, кое отныне ничем не будет нарушено. Я предлагаю вам его от чистого сердца и, чтобы скрепить его, вручаю вам вот это…
И он положил к ногам супруги подложную переписку ее с Вальмоном.
— Сожгите ее, сердечный друг мой, заклинаю вас, — продолжал лицемер, отирая притворную слезу, — простите мне все, на что толкнула меня ревность, избудем досаду нашу друг на друга. Я безмерно виноват и признаю это. Но как знать, не слишком ли очернил Вальмон меня в глазах ваших, чтобы добиться успеха своего предприятия… Если он осмелился заявить, что я не люблю вас более… что самым почитаемым и самым драгоценным для меня существом в мире были не вы… Ах, бесценный ангел мой, если он запятнал себя подобной клеветой, то я правильно сделал, избавив мир от подобного лжеца и мошенника!
— О сударь, — в слезах отвечала госпожа де Франваль, — разве можно исчислить те жестокие проделки, что устраивали вы со мной? О каком доверии говорите вы после немыслимых этих ужасов?
— Я хочу, чтобы вы вновь полюбили меня, о нежнейшая и желаннейшая из женщин! Хочу, чтобы обвинения свои обрушили вы лишь на эту голову, повинную во всех заблуждениях, ибо сердце, где всегда царили вы, не способно вас предать…
Да, я хочу, чтобы вы узнали, что каждый из проступков моих лишь еще сильнее привязывал меня к вам… Чем более отдалялся я от моей дорогой супруги, тем меньше видел я возможностей найти ей замену. Ни развлечения, ни острые ощущения не были сравнимы с теми чувствами, которые испытывал я в ее присутствии, но в силу непостоянства своего растрачивал вдали от нее. Видя себя во сне в ее объятиях, я горько сожалел о пробуждении…