Преступления могло не быть!
Шрифт:
Теперь надо было побеседовать с теми, кто мог бы пролить свет на существо событий. Первой давала показания кассир Широкова. Работники уголовного розыска не сомневались, что преступление совершено мужчиной, но ведь могли быть сообщники.
— Передавали ли вы кому-нибудь ключ от сейфа?
— Нет.
— Есть ли у этого сейфа второй ключ и у кого он хранится?
— Я пришла сюда работать недавно, до меня работала Эмма Рудь. Но она была уволена как не вызывающая доверия. При передаче дел она отдала мне только один ключ. Второго у нее не было.
— А не могла ли Эмма Рудь сама организовать этот поджог?
— Не думаю. Мне кажется,
— Кто же, по-вашему, мог поджечь контору?
— Не знаю.
— Может быть, у вас есть предположения? Вы же не сомневаетесь, что это не Эмма Рудь? Тогда, кто же?
— Не знаю.
— Кто еще знает расположение, ходы и выходы из этого здания?
— Да все знают. За день столько народа перебывает, что не упомнишь, а контора расположена просто — вход один. Тут, кто не знает — не назовешь, а знают? — да весь поселок.
— У кого есть ключ от наружной двери бухгалтерии?
— У директора, главного бухгалтера и у меня. Да, забыла. Вечером, когда я деньги привезла, пришел Глазунов — охранник. Он был пьян и требовал выдать ему зарплату. Я сказала, что зарплату будем выдавать всем только завтра, то есть сегодня. Он немного поскандалил и ушел. Контору закрывала я, последняя уходила. Еще подумала, куда это Глазунов запропастился, ведь он охранять должен.
К середине дня в поселок на попутной машине приехал Глазунов. Он был навеселе. Однако хмель вылетел из его головы, как только он увидел пожарище вместо конторы. Пепел был еще горячим. Глазунов искренне удивлялся, и видно было, что волновался.
На все вопросы следователя он отвечал сбивчиво и неопределенно. Еще не было ясно из его ответов, причастен ли он к преступлению, но уже по внешности слабого однорукого человека можно было решить, что ему одному не под силу орудовать ломом и отворачивать тяжеленную дверцу сейфа. Из рассказа Глазунова следователь понял, что во время происшествия сторож был в отъезде. Нашлись и жители села, видевшие, как вечером на попутной машине он отправился в соседний поселок, где у него были родственники. Ниточка оборвалась, однако беседа с директором хлебоприемного пункта все время упиралась в этот почти решенный вопрос.
— Какие у вас основания подозревать Глазунова?
— А как же не подозревать его, — нервничал директор, — человек недавно освободился из колонии. Ясно, в колонии честных людей не держат. Охранником мы его взяли еще месяца не прошло, и уже столько нарушений: каждый день на работе пьяный, а то и вообще не явится. Я вам скажу, — резюмировал директор, — все эти преступления от алкоголиков. Алкоголик, он на все способен.
— Как вы думаете, мог Глазунов самостоятельно отвернуть ломом крышку сейфа или ему понадобились помощники?
— Один, конечно, нет.
— Тогда, кто же еще?
Ниточка явно обрывалась, преступник был опаснее и серьезнее.
— Когда и откуда в вашей конторе взялся этот сейф?
— Сейф? Да не помню, уже давно стоит. Или нет, вот этот всю жизнь стоит, а этот — он указал на сейф, из которого пропали деньги, — этот главбух Сиваков из города привез года два назад.
— А где может быть второй ключ от сейфа?
— Его сразу не было. Это и лучше, один ключ у одного человека, один за все отвечает.
— А если этот ключ у преступника?
— Уж не подозреваете ли вы Сивакова? Честнейший человек, — горячился директор. — За Сивакова я лично отвечаю, он ни
— Сколько же лет вы его знаете?
— Сколько? Много… Да скоро год.
— Расскажите подробнее, как он к вам попал.
Полился складный рассказ о достоинствах главбуха, о его безупречной биографии, о знании дела. После этого одного за другим расспросили работников бухгалтерии. Создалась такая картина.
Ранней весной в совхоз Приозерный приехал высокий седовласый мужчина. Это был вновь назначенный главный бухгалтер хлебоприемного пункта Павел Григорьевич Сиваков. Нелегко в поселке было с жильем, но ведь не каждый день приезжают хорошие специалисты — выделили Павлу Григорьевичу трехкомнатную квартиру, потому что ждал главбух жену и детей из города.
Однако ни жена, ни дети к нему не приехали, соседи уж начали судачить: «Вот они, городские, мужа бросила, не едет», — даже жалели Сивакова; но вскоре поселилась в его просторной квартире молодая женщина, неизвестно откуда взявшаяся. В поселке опять заговорили: «Не век же одному куковать молодой ведь, а жена — так пусть в следующий раз едет за мужем, пусть спасибо скажет, что детей не бросил, помогает». Посудачили и стихли, а тем временем в бухгалтерию хлебоприемного пункта пришел исполнительный лист, не таким уж примерным отцом оказался главбух. (Позднее выяснилось, что и специалист он не слишком хороший). Работу свою перекладывал на плечи младших сотрудников и часто даже не пытался проверять. Проработав меньше года, Сиваков успел сменить двух кассиров. Первая, Федотова, ушла сама, потому что обстановку для работы Сиваков создал невыносимую: постоянно брал из кассы деньги, однако долг свой не желал оформлять письменно, и всякий раз, когда кассир требовала этого, скандалил и угрожал увольнением. Второй была Эмма Рудь, уволенная как не вызывающая доверия. С новым кассиром тоже не все ладилось — требовала расписки на деньги, взятые в долг. Кассир Широкова сейчас припомнила, что накопилось этих расписок больше, чем на 300 рублей, но и их не оказалось в сейфе.
Однако всех этих доказательств было еще недостаточно для предъявления обвинения, нужны были вещественные улики.
На следующий день рано утром Андронюк встретил Ильину, сожительницу Сивакова. Она несла большой сверток в сторону степи.
— А я к вам, — засуетилась женщина. — Вот ведро из-под бензина подобрала, думаю не из него ли дом подожгли?
Круг замыкался как-то уж очень жестко. Надо было действовать быстрее. Андронюк уже имел ордер на арест и обыск у Сивакова. Пришла и реставрированная запонка, на ней была изображена курительная трубка. Андронюк показал эту запонку сотрудникам бухгалтерии, и все сказали, что принадлежит она Сивакову и купил он эти запонки недавно, в свою последнюю поездку в город.
— А когда последний раз Сиваков был в городе?
— Недели две назад.
Недели две окна еще не открывали после длительных морозов, они даже были заклеены для сохранения тепла, вот уже четыре месяца как их заклеили. Сомнений не оставалось, запонка была утеряна преступником в тот момент, когда он уходил через окно. Кто преступник, тоже теперь было ясно, но участковый продолжал колебаться: вдруг поклеп на честного человека? Смущала безупречная биография Сивакова. Однако все улики были налицо, и Андронюк с двумя понятыми явились к Сивакову на дом с ордером на обыск.