Преступный мир и его защитники

Никитин Н. В.

Подсудимая — молодая женщина, 28-ми лет.

— Отчего ж вы раньше, при первом разборе дела, говорили иначе? — спросил Егорову председательствующий.

— Я боялась Ларионова, он мне грозил, — призналась она.

Защитником с ее стороны выступал присяжный поверенный Плансон, который произнес страстную, глубоко прочувствованную речь, взывавшую о милосердии.

После непродолжительного совещания присяжные заседатели признали Егорову виновной в убийстве незаконнорожденного ребенка, но без заранее обдуманного намерения, и заслуживающей снисхождения.

Окружной суд приговорил ее к лишению всех особенных прав и преимуществ и к заключению

в тюрьму на три года.

ПОБЕГ В АМЕРИКУ

Летом 1901 года в квартире богатой купчихи А. А. Мальм в Петербурге было обнаружено крупное хищение.

4 июня госпоже Мальм понадобились деньги, и она стала отпирать свой несгораемый железный сундук. К ее удивлению, однако, ключ решительно не входил в замочную скважину, и ей пришлось наконец обратиться к помощи своего брата. Тот, осмотрев замок, сразу догадался, в чем дело: в замочной скважине находился сломанный конец другого ключа.

После долгих усилий сундук удалось все-таки открыть, и госпоже Мальм оставалось только наглядно убедиться, что она сделалась жертвой дерзкой кражи. Все процентные бумаги, хранившиеся в сундуке, на сумму свыше 42 000 рублей, оказались исчезнувшими.

Так как за два дня до этого из квартиры госпожи Мальм неизвестно куда скрылся ее лакей, молодой, 25-летний человек, Ян Латтик, то подозрение в краже процентных бумаг невольно пало на него. Тем не менее, несмотря на тщательные розыски, местопребывание его долгое время оставалось неизвестным. Удалось лишь обнаружить, что исчезнувший лакей был близко знаком с крестьянином Яном Мустом, служившим слесарем на заводе «Феникс», и часто виделся с ним. 2 июня этот слесарь, тоже молодой человек, подарил своему брату Югану 120 рублей, передал 5 рублей на подарок невесте и, не взяв на заводе расчета, внезапно поспешил уехать из Петербурга.

Прошло некоторое время. За братом Муста был учрежден тайный надзор, и в конце июня полиция узнала наконец, что на его имя пришло из Гамбурга письмо. Оно было перехвачено и передано для прочтения служившей у госпожи Мальм немке Вильгельмине Михлер. Последняя, ознакомившись с содержанием письма, сообщила полиции, что Муст находится в Гамбурге вместе с Латтиком и намеревается ехать через «большое море», если только Латтик не обманет и даст ему деньги.

Таким образом, становилось несомненным, что процентные бумаги госпожи Мальм были украдены ее лакеем, бежавшим за границу. По поручению потерпевшей Вильгельмина Михлер поспешила выехать в Гамбург, чтобы задержать его, но было поздно, и она не застала там ни Муста, ни его приятеля. Оба они, как оказалось, еще 30 июня успели выехать на пароходе «Св. Патриций» в Нью-Йорк.

Полгода о них не было ни слуху ни духу, как вдруг 30 декабря Ян Муст снова появился в Петербурге. Его немедленно арестовали, а через месяц после этого в Петербург возвратился из-за границы и сам Латтик.

На допросе лакей-беглец чистосердечно сознался в похищении процентных бумаг и объяснил, что кража эта была совершена им по предварительному уговору с Мустом, который изготовил для него поддельный ключ. Разменяв процентные бумаги в банкирских конторах, оба они бежали из России в Гамбург, а оттуда уехали в Северную Америку. Первоначально они поселились в Нью-Йорке, а затем начали кочевать по различным американским городам. Муст вскоре заскучал по России, где у него оставалась невеста, и наконец, рискуя своей свободой, решил во что бы то ни стало вернуться на родину. После его

отъезда Латтик почувствовал себя совершенно одиноким в чужой стране. Его стала одолевать тоска, бывшие при нем деньги быстро уходили, и в довершение всего его обокрали в Филадельфии на крупную сумму. Волей-неволей и он принужден был возвратиться в Россию.

Однако приятель Латтика решительно отвергал свое соучастие в похищении процентных бумаг и утверждал, что хотя он и был знаком с Латтиком, но ездил в Гамбург исключительно на свои собственные средства, чтобы приискать работу.

Впоследствии и Латтик значительно изменил свое первоначальное показание и стал настаивать, что он оговорил своего приятеля и что тот действительно ничего не знал о совершенной у госпожи Мальм краже.

Осенью прошлого года и лакей и слесарь предстали перед присяжными заседателями.

На суде Ян Латтик подтвердил свое признание в краже процентных бумаг. По его словам, зная, где хранился капитал хозяйки, он сам смастерил поддельный ключ, открыл сундук и вынул из него сверток с процентными бумагами. Когда он вышел на улицу, ему случайно попался навстречу слесарь Муст. Из опасения, чтобы кто-нибудь не отнял у него деньги, Ян Латтик стал уговаривать приятеля ехать с ним за границу. Муст подумал, что госпожа Мальм сама наградила деньгами своего лакея за хорошую службу, и согласился на предложение приятеля.

В Филадельфии Латтику пришлось познакомиться с представительным господином еврейского происхождения, и тот, пообещав приискать для него хорошее место, завел его в подозрительный дом. Там было очень весело, танцевали разряженные женщины и царил бесшабашный разгул. Латтику любезно поднесли стакан особой настойки. Он выпил ее и вскоре впал в бессознательное состояние.

Очнулся Латтик уже на мостовой, посреди улицы. Представительного незнакомца нигде не было видно.

Хватившись за карман, в котором было зашито до 30 000 рублей банковыми билетами, «русский американец» заметил, к своему ужасу, что он сделался жертвой наглого грабежа. На дорогу оставалась только небольшая сумма, и Латтик еле-еле добрался до России.

Несмотря на то что Ян Латтик, выгораживая своего приятеля, принимал всю вину на себя, товарищ прокурора Христианович поддерживал обвинение против обоих подсудимых.

Защищали обвиняемых присяжный поверенный Бобрищев-Пушкин (слесаря) и помощник присяжного поверенного Крепе (лакея).

После продолжительного совещания присяжные заседатели вынесли обвинительный вердикт только одному Латтику.

Резолюцией санкт-петербургского окружного суда он был приговорен к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения на два года шесть месяцев.

Ян Муст был признан оправданным по суду.

ОТРАВЛЕНИЕ

На рассмотрение санкт-петербургской судебной палаты зимой прошлого года поступило интересное бытовое дело о мещанине Якове Ворстмане, обвинявшемся в отравлении своей родственницы.

Как выяснилось на следствии, подсудимый проживал вместе со своей семьей в окрестностях Ревеля и пользовался обыкновенно репутацией хотя и бедного, но скромного труженика. Семья его состояла из жены и нескольких малолетних детей. Достатки были небольшие, приходилось урезывать расходы и нередко отказывать себе в самом необходимом. Тем не менее Ворстманам все-таки жилось сравнительно хорошо благодаря согласию в семье.