Претендент
Шрифт:
Не ожидая от капитана столь глубоких познаний матерного фольклора, Дик одобрительно свистнул и случайно выронил черпак.
— Мерсафец! — Ганс ловко извернулся, схватил трофей за ручку, с кряхтением встал на ноги. — Я ощень, ощень сол на тепя. Анкар-рт!
Поварёшка со свистом описала в воздухе сверкающую дугу, нацелилась в грудь Головастику. Тот взвизгнул, отступил назад и упёрся спиной в стену. Руки зашарили по холодному металлу, громко брякалась на пол сшибленная утварь, но вот ладонь наткнулась на что-то продолговатое и твёрдое на ощупь, сжалась и резко дёрнула.
Ганс
Удары черпака посыпались один за другим, железный щит громыхал как артиллерийская канонада, сильно оттягивал руки и вскоре они налились свинцом.
Дик изрядно вспотел, плечи болели, сковородка грозила выпасть из рук, но ни один выпад Ганса не достиг цели. Шаг за шагом пассажир продвигался вдоль стен к выходу в капитанскую рубку, на второй сотне ударов переступил порог, отбил очередную атаку и захлопнул дверь.
— Открыфать сейшас, труслифый сопак!
— И не подумаю! Лечись, псих недоделанный!
В ответ раздался звенящий удар: пилот что есть мочи врезал по двери поварёшкой и дубасил, пока не выдохся. Когда стихла барабанная дробь, Дик приложился глазом к щели вентиляционного жалюзи и чудом увернулся от стремительно высунувшейся ручки половника.
— Ах так?! Ослепить меня решил? — он схватился за плоскую ручку, сильно рванул вниз и опять глянул в щель. — Досовался?
— Полущи, мор-рта! Ганс плюнул и угодил точь в точь между планок.
— Вот и сиди там, верблюд! — Кунц бросил сковороду на пол, вытер лицо и сел в капитанское кресло. — Так-так-так, надо разобраться с управлением.
Ганс загремел лопаткой черпака.
— Нищеко там не трокат!
— С чего это? — удивился Кунц.
— Потому што ты не снать, как нато упрафлять этот корапль, такой турак как ты мошет всё поломать.
Головастик хотел возмутиться, но неожиданно из потолочных динамиков прогремел мощный бас комэска:
— Внимание всем кораблям эскадрильи! Подлетаем к месту задания, капитанам перестроиться в боевые порядки, машины спрятать в тени большого астероида. При появлении цели атаковать по моей команде.
— Ты толшен меня фыпускать и с моеко кресла ухотить, инаще фсем кертык! — закричал Ганс и отстучал поварёшкой морзянку.
— Не буду! — огрызнулся Кунц и стал тыкать кнопки без разбору.
Перехватчик крутнулся вокруг оси, сделал мёртвую петлю и зарылся носом. Дик с трудом выровнял машину, при этом случайно выдвинул в боевое положение плоскости с вооружением. Одна из ракет сорвалась с пилона и, разбрасывая огненный хвост, пронеслась в опасной близости от впередиидущего корабля.
— Какого хрена, Румпель, ты что творишь? Опять обдолбался на задании? — заревел в рубке голос комэска.
— Пусти меня, инаще ты фсё испортить! — заорал Ганс, дубася ногами по двери.
— Пущу, если обещаешь не драться.
— Опещать тепя не стущать по колофа!
—
Кунц отпер дверь, капитан влетел в рубку, извернулся и лягнул вредного пассажира в зад.
— Ты же обещал не драться! — закричал Дик, потирая ягодицу.
— Я опещать не стукать по колофа, но если ты тумать сатница, токта исфини, я нарушил опещание.
— Пошёл ты… — прошипел Кунц, ковыляя в сторону камбуза.
— Ганс, немедленно ответь, что случилось? — рявкнули динамики.
Румпель плюхнулся в кресло, торопливо щёлкнул тумблером включения связи.
— Всё в порятке, камрат, это пыл спой в настройка. Машина совсем плох, я опасайся: она не смошшет карашо фыполнять поставленный сатаща.
— Ясно… — голос комэска слегка поутих. — Потерпи немного, Ганс, вот надерём уши проклятым буржуинам, тогда и заживём как люди. Будет тебе и корабль новый и дом хороший, и жена красавица, — на последних словах в голосе Люмберга послышались мечтательные нотки. — Так, всё, кончай базар! Внимание всем бортам! Двигатели заглушить, до момента визуального контакта с противником сохранять режим радиомолчания, нарушивших приказ ждёт приговор по условиям революционного времени. Конец связи.
В рубке воцарилась тягучая тишина, каждый думал о предстоящем задании. Дик вообще не верил в быструю и лёгкую победу, какой-то червячок точил изнутри, грыз, не давая покоя. Хоть бы с соседом поговорить, душу облегчить перед боем, так ведь молчит, зараза, делает вид, что один на корабле.
— Ганс. Эй, Ганс!
— Што тепе?
— Ты, это, не обижайся, что я дверь запер и всё такое. Дик наклонился в попытке заглянуть в лицо пилоту.
— А пощему ты решить такое скасать?
— Ну, мало ли… вдруг это наши последние минуты…
Пилот сплюнул на пластик пола, Дик ошалело уставился на студенистую амёбу плевка, посмотрел на Ганса. Помешанный на чистоте, тот сдувал каждую пылинку и на тебе подарочек. Значит, и ему не по себе, тоже чувствует какую-то тревогу.
— Шьорт пы тепя фосьми, нелься так некарашо тумать перет претстоящи питфа. Плохо, ощень плохо, камрат, — капитан помолчал и пожевал губами. — Хотя, мошшет ты совсем не праф, фернее немноко не праф. Шьорт, как ше это пр-рафильно кофорить?..
— Ты хочешь сказать: я говорю правду, но чуть-чуть сгустил краски?
— Та, именно так. Я тепя прощать и принимать тфои исфинения.
— Но я не извинялся!
— Нефашно. Ити сюта, я путу покасать тепе, как упрафлять этот корапль.
— Зачем? — оторопел Дик.
— Нато! Фосмошно, ты путешь лететь, если фтрук меня ранить, или што-то пойти не так.
— Ладно, показывай.
Они поменялись местами, Ганс встал сбоку от кресла и стал объяснять. Прошло десять минут. Всё это время Кунц внимательно слушал пилота, тот с присущей ему обстоятельностью рассказывал о каждой кнопке, рычаге или тумблере. В конце инструктажа Дик почувствовал: ещё немного и голова лопнет от переизбытка информации. Он зажмурился, помассировал пальцами виски, головокружение исчезло, но появилась сонливость, хотелось громко зевнуть и завалиться спать.