Преторианец
Шрифт:
— Я сам постоянно задаю себе тот же вопрос.
— Понимаю. Я просто подумал… может быть, именно это его и гнетет? Не дает спать по ночам… Он не говорил ничего такого, чтобы можно было подумать?…
— Расслабьтесь, старина. Когда Макс узнает, вы это заметите.
— Ради бога, каким образом?
— Каким? Да просто потому, что тогда он вас убьет.
— Вы думаете?
— А вы сомневаетесь?
— Нет, думаю, вы правы.
— Так что беспокоиться не о чем. А теперь забирайтесь в машину и подпишите свой ордер на убийство. Через шесть часов вы отправляетесь в Алекс.
Глава седьмая
Первый
Что угодно было бы облегчением. Все, кроме того, чем они занимались. Что угодно, лишь бы выбраться из подлодки — она называлась «Кисмет» и, он не сомневался, была его погибелью, его судьбой — что угодно, лишь бы отдаться морю, слиться с ним, что угодно, лишь бы выбраться из жаркой духоты, пропитанной запахом пота и звуком пота, его собственного и чужого, именно звука — стука капель, стекающих с тел, равномерного, как стук метронома, падающих на стальную палубу с тел, втиснутых на крошечные койки или свернувшихся в комки боли под торпедными аппаратами, или сбившихся в кучу в кают-компании, готовых в любую минуту испачкать салфетки рвотой, потому что некуда было деться от запаха собственной рвоты, что угодно, чтобы избавиться от жары, и запаха, и крена, и качки, и синяков, и ссадин от острых углов и падения на металл палубы, потому что они не привычны были держаться на ногах в качку, и все равно им было плевать, и какая им разница, когда хочется сдохнуть, и невозможно дышать в затхлом воздухе, и целый день нельзя покурить, потому что на глубине невозможно очистить воздух, и всю ночь, при всплытии, тоже не покурить, потому что Средиземное море в гнусном настроении, и ветер от четырех усиливается до восьми баллов, и тебя беспрерывно рвет, и в животе уже ничего не осталось, и все равно выворачивает наизнанку, и ты умираешь заживо, и нет сил, и мучит жажда, и когда первый из них наконец умер, утонув в море, когда пришло время высадки, он был счастливчиком. Первый счастливчик, но не последний.
Джеллико подошел к нему на вторую ночь после выхода с александрийской стоянки подводных лодок.
— Поднимались наверх?
— Некогда было. Все время рвет. И ноги не держат.
— Ну, с одной стороны, от свежего воздуха, может, и полегчает.
— А с другой стороны?
У Годвина снова свело судорогой желудок. Он слышал, как бурчит у него в кишках.
— С другой стороны, вас там наверняка смоет за борт и никто вас больше не увидит.
— Ах, легкая смерть!
Джеллико слабо хмыкнул.
— Вот это я имел в виду насчет Макса. Помните, я говорил? Предпочитает легкие пути… хитрая бестия. Вы представьте себе, Годвин: покачивается на спине верблюда… девы под легкими покрывалами ублажают его танцами, исполняют каждую прихоть… фиги, виноград, чего только нет… Ах, Макс… вы и вправду плохо выглядите, старик.
Он оторвался от мысленного созерцания легкой жизни, которую вел Макс, и озабоченно осмотрел Годвина:
— Я бы сказал, ожидается легкий приступ цыганского брюха.
— Это еще что за чертовщина?
— Ну, это вот что такое. Цыганское брюхо открывается с нижнего конца, а вас в последние двадцать четыре часа выворачивало исключительно через верх. Цыганское брюхо открывает другой конец. Любой вариант может сбить человека с ног, но испытать оба одновременно вам наверняка не захочется. Да внемлют мудрые.
Он приложил палец к переносице, чуть подумал и потянул
— Как вам нравится жизнь диверсанта? Понравится ли вашим слушателем неприкрашенный рассказ о ней?
Густые усы дернулись в улыбке, и Джеллико отвернулся, не дожидаясь ответа.
В ту же ночь Джеллико сообщил своей команде — тринадцать человек, державшихся за животы, изо всех сил старающихся сдержаться, — что им предстоит убить Роммеля. Никаких уверток насчет похищения. Они смотрели на него, как на сумасшедшего.
— Дело будет неприятное, джентльмены. Стрелковый тир. Они нас никак не ждут. Прошу вас — если кому-то требуется объяснять — оставить свои человеколюбивые инстинкты на борту подлодки и подобрать их по возвращении. Ясно? Пленных не брать, живых не оставлять.
— Что, полковник, грязное дельце на перекрестке?
— Не в первый раз, Пинкхэм.
— Верно, бывало, сэр.
— Джентльмены, официальное сообщение. Если я погибну до выхода на цель и если генерал Худ тоже погибнет, вас поведет Пинкхэм. Так решили мы с Худом. Пинки изрядный прохвост, зато… — он подождал, пока смолкнет смех, — зато вы будете в хороших руках. Лучше не придумаешь, если на то пошло.
— Вы очень добры, сэр, — сказал Пинкхэм.
Сирил Пинкхэм, Берт Пенроз, Брайан Куэлли, Альф Декстер, Реджинальд Смайт-Хэвен, Билл Кокс, Энтони Джонс, Джим Стил, Бойд Малверн, Окс Бестер, Лэд Холбрук, Джеллико. И Годвин.
Годвин втиснулся под торпеду, закрыл глаза и отдался забытью — сон не сон, но уж точно не явь. Тринадцать человек, почти все незнакомые между собой, в основном из ближневосточных диверсионных сил, опытные в порученном им деле, на пути к большому приключению — убить человека, застать врасплох и убить всех.
Они тренировались в Александрии. Основной состав занимался две недели. Предполагалось, что Джеллико знает, что делает. Худ на суше. Годвин — что-то вроде груза, наравне с запасами, которое они должны доставить на берег с «Кисмета». Запасы состояли в основном из говяжьей тушенки на случай острого голода и из гелигнита, чтобы подорвать все к черту перед уходом. Главное было сохранить сухим гелигнит. Беречь консервы не требовалось.
Годвин с Джеллико подоспели к концу учений. Они два дня учились обращению с надувными плотами и яликами, привыкали к спасательным жилетам, учились накачивать плоты ножными насосами и управлять верткими суденышками в надутом виде. Очень мокрое было занятие. Они то и дело падали с плотов, хохотали на солнцепеке, как детишки с совочками и ведерками на отдыхе в Брайтоне, плескались и дурачились, и вода хрустальными шариками скатывалась у них по плечам. Не хватало, как заметил Бойд Малверн, только девочек да брайтонских карамелек на палочках.
В последний день, проведенный в Александрии, провели учение по высадке на пляж недалеко от города. Маневры прошли без сучка без задоринки.
— Вот на что способны диверсанты, — сказал Билл Кокс, — когда по-настоящему возьмутся за дело.
Если не считать того, что Стил запутался в тросе, на который, как бусины на нитку, были нанизаны плоты — это можно было счесть задоринкой, но Джеллико решил не считать. Дело было сделано, и они готовы были к встрече с Роммелем.
Двадцать четыре часа спустя их одолела погода, кошмарное море. По словам капитана подводной лодки, Стенли Уордора, погода была на редкость плохая. Будучи приперт к стенке, он сознался, что впервые видит такое в этих водах. Он признался, что ожидал скорее приятной прогулки.