Превращение в зверя
Шрифт:
— Брат продолжил дело Молчальника и порешил ее мужа? Но при чем тогда Кирюшина?
— Нет, брат вряд ли — брат-психиатр. Может, он и связан как-то, но… Нет, не думаю, что он тоже стал воинов крушить. Причем через такой срок… А дочь вполне могла бы. В то время ей было около двенадцати, а когда погиб Страхов — двадцать восемь…
— Женщин-маньяков не бывает! — категорически заявил Балаклав.
— Бывает. Реже, но тоже встречаются.
— Она Кирюшина, а Молчальник — Самсонов, — не сдавался Вениамин.
— Обычно близким родственникам полностью меняют фамилии, имена… вообще все паспортные данные, дабы уберечь от преследований, и за счет государства перевозят в другой город. Так что Кирюшиной
— И продолжить дело дорогого папочки?
— Почему бы и нет?
— Но… Не знаю, не знаю! Надо Страхову выводить на чистую воду.
— Да как же ее выведешь? Молчит, собака! — С интонацией и жестами Куравлева в роли Милославского воскликнул Никитин. — И будет молчать, если наша версия верна, потому как выходит, что Страхова наша жаждет отмщения. Не может она не понимать, что мы ей так просто Кирюшину не отдадим.
— А если версия не верна?
— Тогда… А черт его знает! Но, думаю, мы недалеки от истины. Во всяком случае, не далеки от версии Страховой. То есть, конечно, и она может ошибаться. Ладно, попробую ей позвонить.
На этот раз дозвониться ему удалось сразу — Страхова этого звонка ждала. От встречи, правда, категорически отказалась, но зато была более откровенна, чем обычно. Она рассказала, что муж ее погиб при крайне странных обстоятельствах: по версии милиции (а она настаивала на самоубийстве), ввел себе в вену большую дозу строфантидина. В самоубийство Страхова не поверила. Во-первых, для этого не было никаких причин, во-вторых, ее муж был абсолютно уравновешенным человеком, не склонным даже к легкой депрессии, не то что к самоубийству, а в-третьих, и это самое главное, примерно за полчаса до его гибели она с ним разговаривала по телефону: он был весел, шутил, но их разговор прервался, потому что кто-то позвонил в дверь. Обо всем этом она рассказала милиции, но к словам ее не захотели прислушаться — не выгодно было прислушиваться, пришлось бы работать. И вот около года назад Страхова случайно натолкнулась в Интернете на статью о Молчальнике. Статья ее потрясла: слишком много было совпадений в гибели его жертв и смерти ее мужа. Она собрала все, что можно было, об этом маньяке. Поехала в этот город, разыскала следователя, который вел дело (он был уже на пенсии). Ей удалось настолько расположить его к себе (как именно, Валентина Петровна не пожелала рассказывать, но Андрей предположил, что попросту дала значительную сумму), что тот выдал все секреты «фирмы», даже самые секретные. Так она узнала о брате, профессоре-психиатре, жене и дочери, о том, куда они переехали (в тот самый город, где жила Страхова), а главное — фамилию этой самой дочери. Елену Кирюшину она знала — они работали в одной больнице.
Пять лет назад, вскоре после гибели Страхова, Кирюшина переехала вместе со своим мужем. Но остались родственники мужа. От них-то Валентина Петровна и узнала, куда именно уехали Кирюшины. Таким образом она и появилась здесь. Разыскать Кирюшину Елену Владимировну, врача скорой помощи, не составило большого труда. Но каково же было разочарование, когда она обнаружила, что эта Кирюшина совсем другой человек! Для того чтобы разгадать эту загадку, Страхова устроилась на ту же станцию, где работала лже-Кирюшина, благо вакантные места в скорой всегда имеются, но узнать ей ничего не удалось. В общем, ей нужна настоящая Кирюшина, и Андрей должен ей помочь ее разыскать, — так она заключила свой рассказ, сразу же попрощалась, пока Никитин не успел начать задавать ей вопросы, и отключила телефон. Андрей пробовал ей перезвонить, но безуспешно.
— И как нам теперь со всем этим разгрестись? — впал в уныние Вениамин. — Наворотила информации и отвалила, а нам-то что делать?
— Работать,
— Да это работы на полдня! — возмутился Балаклав. — И еще неизвестно, будет ли толк. Честно говоря, не вижу я связи.
— Я тоже пока не вижу, но другого выхода нет.
— Конечно! Не тебе же придется такой мутотенью заниматься.
— А я займусь другой мутотенью, — рассмеялся Андрей. — Съезжу пока к Юдину, порасспрошу поподробней о его шантажисте. Там тоже мутная какая-то история. Тогда я не придал всему этому значения, потому что, собственно, не за тем к нему ездил, а теперь кое-какие мысли бродят. — Он постучал себя по лбу.
— Съезди, — приободрился Балаклав: не одному ему заниматься неприятной работой. — Съезди, съезди, отчего ж не прокатиться? Делать тебе все равно нечего.
Юдина дома не оказалось. Андрей долго звонил в дверь — бесполезно. Тогда он в досаде застучал кулаком. Дверь соседней квартиры приотворилась, и показалась женщина в халате.
— А Дмитрия нет дома. Уехал. На шикарной машине, — прибавила она сплетническим шепотом.
Видимо, та самая наблюдательная соседка, с которой разговаривал Денис, подумал Никитин, что ж, хоть в чем-то повезло.
— На шикарной машине, говорите? — Андрей приветливо улыбнулся женщине.
— Ага. — Она открыла дверь шире, покивала, тоже улыбаясь. — Разряженный такой, в костюме, в галстуке — все новое, дорогое.
— А разве у него есть машина?
— Нет, это не его, за ним приятель заехал.
— Приятель?
— Ага. Он и к Семену тоже наведывался раньше, но нечасто. А как тот слег, чуть не через день приезжал, всегда днем, в рабочее то есть время. Солидный такой мужчина, Дмитрию нашему совсем не чета, да и Семену тоже.
— Семен — это…
— Отец Мити.
— Ну да, конечно. А давно они уехали?
— Часа два назад. Дмитрий в последнее время все такой мрачный ходил, а тут не узнать: веселый, нарядный, в дорогом костюме, прямо именинник или жених. На улице бы встретила, не узнала.
— А раньше с ним такие превращения бывали?
— Никогда! Я сама удивилась, хотела спросить, куда это он собрался, на какой такой праздник, но не успела: Митя прямо как ураган пронесся мимо, едва поздоровался. И все улыбался, даже как-то посмеивался.
— Странно. А машина какая?
— Красивая, шикарная. Серая, блестящая. В марках я не разбираюсь. Но раньше у него, у этого его приятеля, была другая машина, попроще. А тут просто шик!
Спрашивать, не запомнила ли соседка номер, было бессмысленно, если она даже марку назвать не могла, но Андрей все же спросил. Не запомнила. Зато подробно описала «приятеля» Юдина, затем стала усиленно приглашать к себе выпить чаю. От чая он не отказался, надеясь разжиться еще какой-нибудь информацией, но ничего интересного не узнал. Просидев у нее около часа, выслушав подробное жизнеописание чуть не всех жильцов подъезда, Андрей распрощался наконец со своей бесполезной информаторшей. В офис он приехал в довольно мрачном расположении духа.
Балаклав курил у форточки тоже в каком-то подавленном настроении.
— Ну что, ничего не вышло? — спросил у него Андрей.
— Что не вышло? — Вениамин посмотрел на него безнадежным взглядом старой, больной лошади, которую осматривает ветеринар перед тем, как вынести вердикт: на бойню или еще можно поэксплуатировать.
— По Самсоновым информацию пробить, что же еще?
— Пробил. — Балаклав тяжело вздохнул.
— И что? Ничего интересного?
— Да интересного хоть отбавляй! — взорвался Вениамин. — Вон там, — он кивнул на стол, — распечатка. — Навалом интересного!