Превратности судьбы

Брент Мэйдлин

– Что, ради всего святого, происходит, дитя мое? – воскликнула она. – Боже мой? У тебя рот в крови и волосы… – Она запнулась, увидев через мое плечо, хаос, царящий в каюте.

– В моей каюте был какой-то мужчина, миссис Колби, – сказала я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Он перевернул мои вещи и ждал за дверью, когда я вошла.

– Мужчина! Но кто? – взвизгнула она.

– Я не видела его. Он выключил свет и затолкал меня в гардероб. Я… я думаю, что застала его врасплох, когда он обыскивал каюту.

– Обыскивал? Зачем?

– Я не знаю, миссис Колби. – Я вдруг почувствовала, что очень устала. – У меня и красть то нечего,

но, может быть, он не знал?

Кошмар продолжился. Я должна была обо всем рассказать доктору Колби, затем – старшему помощнику и судовому врачу и, наконец, самому капитану, полному мужчине с бородой, который был похож на фотографии принца Уэльского. Врач измерил мой пульс и ощупал голову. Он хотел, чтобы я выпила какое-то лекарство, успокаивающее нервы. Я упрямо отказывалась, что было невежливо, но я никогда бы себя так не вела, если бы не случившееся. Миссис Колби рассердилась на меня. Но, думаю, она сердилась из-за того, что сама расстроилась. В конце концов, она выпила успокаивающее.

Мне было задано невероятное количество вопросов, на которые я не могла ответить. Все были подавлены. Судно обыскали, но никого постороннего не нашли.

– Скверное дело, – сказал капитан. Он сидел за большим письменным столом. – Мне очень жаль, мисс Уэринг. – Затем он обратился к доктору Колби, стоящему рядом со мной: – Примите мои извинения, доктор. Вор – какой-то китаец, которому удалось проскользнуть на борт незамеченным, уверяю вас. В каждом порту промышляют воры. Мы держим под наблюдением сходни и грузовые люки, но им сам черт не страшен. Я даже знал таких, которые пролезали в иллюминатор. Боюсь, в нашем случае именно так и произошло. Он проскользнул, когда стемнело, а барышня застала его врасплох. – Он спросил у меня:

– Что-нибудь пропало, моя дорогая?

– Я еще не знаю, сэр. Можно я схожу и посмотрю? Вы позволите?

– Конечно. Мы возместим вам ущерб. – Он нахмурился и стал суровее. – Я вижу, негодяй разбил вам губу. Поверьте мне, если мы его поймаем, я прикажу высечь его как следует, прежде чем вышвырнуть вон. И я хочу, чтобы вы знали: я считаю вас очень храброй и решительной девушкой.

– Он не разбивал мне губу. Я… я сама прокусила, чтобы не кричать. Я боялась, что если закричу, то уже не остановлюсь. Я совсем не храбрая, – ответила я.

Он с любопытством посмотрел на меня и улыбнулся:

– Мисс Уэринг, вы только что дали определение храбрости, знаете вы это или нет.

Я не поняла, что он имеет в виду и с радостью ушла. Миссис Колби хотела помочь мне прибрать в каюте, но я уговорила ее пойти лечь. Она все еще была бледной и расстроенной. Когда стюард привел в порядок постели, я попросила его уйти, закрыла каюту и принялась разгребать завалы. Несмотря на все, что рассказал капитан, я не верила, что на меня напал китаец. Это был слишком крупный мужчина для китайца, и, конечно, чересчур крупный, чтобы пролезть в иллюминатор. В любом случае, он прошел через дверь, и его бы обязательно заметили на судне, будь это китаец. Вероятнее всего, думала я, что это кто-то из команды, может быть, матрос, но я не сказала об этом капитану, потому что нечестно обвинять, не имея доказательств.

Я повесила одежду в шкаф, положила на место содержимое ящиков. Осталось собрать разбросанные сувениры. Я нашла их один за другим и сложила обратно в чемодан. Казалось, что все на месте: молитвенник и образцы вышивок, фотография родителей в рамке

и голубая лента, сандалии и бесхитростные подарки девочек мне на прощание: красивый камешек, разноцветное перо, детский рисунок. Кусок старого холста с рисунком дома, «Луноловов», тоже на месте, все так же свернут, как и был, когда я укладывала его в чемодан перед отъездом.

Я наклонилась, чтобы получше разглядеть содержимое чемодана, стараясь вспомнить, не пропало ли что-нибудь. И я вспомнила. У меня перехватило дыхание, и я закрыла лицо руками. Конверт, который дал мне доктор Ленгдон и в котором было мое свидетельство о браке и завещание Николаса Сэбина, исчез.

Я обыскала каюту дюйм за дюймом, но ничего не нашла. Сидя на своей койке, положив руки на колени и глядя на них, я пыталась решить, что же мне делать. Глубоко в душе я никогда не была уверена, что пойду к адвокату Николаса Сэбина и заявлю о себе. Тогда все было так далеко и во времени и в пространстве, что казалось нереальным. Теперь я не смогу пойти. Я никому не смогу сказать, что у меня украли. Полгода мне не нужно ничего делать, потому что так хотел Николас Сэбин. А потом? Кто в здравом уме поверит мне, если у меня нет доказательств?

Мне было невыносимо грустно, потому что теперь, когда это стало невозможным, я поняла, что пошла бы к адвокату, несмотря на свои собственные чувства. Николас Сэбин был добр ко мне, спас меня от увечья, и я была обязана сделать так, как он просил. Но теперь я не смогу.

Вдруг я что-то заметила. На мне было коричневое платье с длинными узкими рукавами, которые застегивались на манжетах. Что-то блеснуло за отворотом манжеты. Я поднесла руку к глазам. Несколько светлых волос застряло между пуговицами и отворотом. Этой рукой я пыталась расцарапать лицо своему обидчику. Он увернулся, и несколько волос зацепилось за пуговицу. Светлые золотистые волосы. На борту «Формозы» были светловолосые мужчины и среди пассажиров и среди экипажа, но ни у кого не было таких светлых волос. Я знала только одного человека с таким цветом волос, и это был Роберт Фолкон. Я вздрогнула, как будто кто-то прошел над моей могилой. Роберта Фолкона не было на судне. Да и как он мог оказаться в Гонконге?

Я сидела очень долго, моя уставшая голова соображала медленно. В Гонконге много англичан, думала я, и среди них могут быть такие, у которых сейчас не лучшие времена, может быть, моряки, отставшие от своих судов. Да, и эмигранты. Я слышала, как доктор Колби говорил о таких с другим пассажиром. «Паршивые овцы», которых семьи отправляли за границу. Они жили на деньги, присылаемые с родины. Может быть, это был кто-то очень бедный и отчаявшийся, как и я в Цен Кайфенг, когда мне приходилось воровать. И, может быть, у этого человека были такие же светлые волосы, как у Роберта Фолкона. Я застала его врасплох, когда он выбрасывал на пол содержимое чемодана, и он схватил конверт, решил, что в нем деньги.

Да… именно так все и было. Я сказала себе, что другого объяснения нет.

Прозвучал гонг, зовущий на ужин. Мне очень не хотелось идти в столовую, потому что все будут говорить о том, что случилось. Я бы многое отдала, чтобы лечь и заказать ужин в каюту, но это малодушие. «Делай то, что нужно сделать в первую очередь», – сказала я себе и выбросила волосы в иллюминатор. Я промыла разбитую губу, причесалась, постояла перед зеркалом, стараясь принять спокойное выражение, и отправилась в столовую.