Превратности судьбы
Шрифт:
– Почему так долго никто этим не занимался, мистер Грешем? То есть, почему ни вы, ни мистер Фолкон не предпринимали попыток найти сокровище раньше?
– Потому что мы впервые о нем услышали два года назад! – ответил он, сцепив пальцы и энергично потирая руки. – Эта история лишь недавно была вытащена на свет.
– Извините, я не понимаю.
– Все очень просто. Вскоре после дуэли индусы подняли бунт в Ферозепуге, где был расквартирован полк. Бунт быстро подавили, но командир полка был убит. Денщик упаковал его личные вещи, которые отправили вдове. Завещания и сопутствующие им документы, доверенные командиру полка Уильямом Грешемом и Джоном Фолконом, были по ошибке отправлены вместе с личными бумагами покойного.
Я про себя подумала, что он ошибается. Был один человек, не принадлежавший ни к одной из семей и знавший тайну, – Николас Сэбин. Он тоже искал сокровище.
– Если бы у нас было хоть малейшее представление о том, что мы ищем, – мечтательно произнес мистер Грешем, глядя на карту на стене. – Большое или маленькое? Дидактическим способом мы можем определить максимальный объем: один человек смог носить это на… Почему ты так удивленно на меня смотришь, Люси?
– Оно не может быть большим, мистер Грешем. Изумруды не занимают много места, и даже в небольшом мешочке или кошельке может быть целое состояние.
Мне показалось на мгновение, что глаза его выпрыгнут из орбит. Дважды он пытался произнести какое-то слово.
– Изумруды? – закричал он. – Откуда ты знаешь? Ты сказала младшему Фолкону? Ты все выдумала? Отвечай немедленно!
Я была в отчаянии, что снова чем-то вызвала его гнев.
– Но… в загадке говорится об изумрудах, – заикаясь пролепетала я. – Я думала, вы знаете. Я думала, мистер Фолкон знает и все знают. Поэтому я ничего никому не сказала.
– Знают что? В загадке ни слова об изумрудах!
– Тигровые глаза, сэр. Так называют изумруды в Китае. По крайней мере, в Ченгфу и ближайшем районе. Я не могу поручиться за остальных, – я вдруг поняла свою собственную глупость. – Мне… мне очень жаль. Мне было ясно с самого начала, и я думала, что другим тоже все ясно, но теперь я вижу, что ошибалась. Молодой офицер, который сочинил эту загадку, наверное, слышал, как местное население называет изумруды, и использовал это название в своем стихотворении. Простите меня за то, что я была так глупа, мистер Грешем.
Он воздел руки к потолку с победоносным криком, и стеклянная улыбка несколько минут не сходила с его лица:
– Благодарение Господу за это! Вот почем ты ничего не сказала этому дураку Фолкону! О Создатель! Ты видишь, я был прав, ты даже не понимаешь, как много ты знаешь, Люси. Но я вытащу это из тебя. Твое знание и мой интеллект – вот в чем весь фокус, моя дорогая. Я тобой очень доволен!
За обедом мистер Грешем с гордостью объявил, что с моей помощью он уже смог выяснить, что собой представляет сокровище. На миссис Грешем это не произвело большого впечатления, да и на меня, честно говоря, тоже, потому что эта информация не давала нам ни малейшего намека на то, где сокровища пролежали все эти годы. Однако у мистера Грешема было приподнятое настроение. Он был убежден, что он на правильном пути и, казалось, стал ко мне более расположен.
Для меня главной задачей было как-то убедить миссис Грешем и Эмили относиться ко мне лучше. Но в ближайшие два дня я поняла, что все мои усилия пока не увенчались успехом. Эдмунд приехал в пятницу вечером. Я была рада ему: мне казалось, что у него нет ко мне неприязни. В воскресенье утром мы отправились в церковь. Я ждала этого с большим нетерпением. Я надеялась,
В церкви я впервые увидела Фолконов. Оказалось, что мистер Фолкон и мистер Грешем – самые важные джентльмены в деревне, потому что их скамьи были расположены между скамьями остальных прихожан и кафедрой, лицом друг к другу. У мистера Фолкона были такие же светлые волосы, как и у его сына Роберта, и короткая бородка. Он был похож на английского короля Ричарда Львиное Сердце, изображение которого я однажды видела. Его жена, тоже блондинка, была очень красива. Ее прекрасное овальное лицо обрамляли волосы цвета меда. Стройная и изящная, она производила впечатление счастливого человека.
С ними было еще трое: двое мужчин и одна женщина, одетых очень необычно; мне еще не доводилось видеть ни дам, ни джентльменов в подобном наряде. У них был очень самоуверенный вид, и говорили они между собой довольно громким шепотом, пока мы ждали начала службы. Ни кивка, ни слова приветствия. Я услышала, как миссис Грешем прошептала мужу:
– Я вижу, приехали на уик-энд их верные друзья, то ли художники, то ли поэты. Как можно приводить людей с такой скандальной репутацией в церковь?
Тихо играл орган. Наконец наступила тишина. Викарий прочел нараспев молитву и объявил первый гимн. Зашелестели страницы. К своей радости, я увидела, что это «Вперед, служители Христа!», который очень любили в миссии. Я вдохнула побольше воздуха, чтобы не отстать от других. Вначале я опережала хор на одно слово, затем я постепенно ушла вперед, отдаваясь пению всей душой.
Я удивилась: хор и прихожане так медленно пели. Даже наши четырехлетки из миссии обошли бы их. Однако органист явно не хотел мне уступать: он заиграл быстрее, оглядываясь на меня с испугом. Но, даже несмотря на это, в конце первого стиха я опережала всех на целую строчку и, счастливая, взглянула на миссис Грешем, стоящую рядом, ожидая увидеть одобрение на ее лице.
Она покраснела, плотно сжала губы и пристально смотрела на меня исподлобья. Мистер Грешем подался вперед, чтобы лучше меня видеть, а Аманда яростно била меня локтем в бок.
– Не смей! – процедила миссис Грешем сквозь зубы. – Пой вместе с хором!
Я вся сжалась. Мне стало тошно. Сколько себя помню, утренняя молитва в миссии всегда была соревнованием. Но теперь я вспомнила, что, когда я была маленькой, мисс Протеро пыталась научить детей петь медленно, как мы с ней иногда пели не английский манер. Потом она отказалась от этой попытки. «Почему, – подумала я в отчаянии, – я не вспомнила об этом раньше?»
Пение продолжалось, и я запела тихо, стараясь строго следовать за органом и хором. Оказалось, так петь приятно. Я и раньше так напевала про себя, когда работала. К тому времени, как мы запели последний стих, у меня появилась надежда, что миссис Грешем забудет о моей глупой ошибке. Я старалась быть очень внимательной, не позволяя себе увлекаться, и следила за тем, чтобы мой голос не звучал громче голоса Аманды, стоявшей рядом.
Но еще одна неприятность все-таки случилась. Мы пели «Те Deum», и для меня было полной неожиданностью, что все Грешемы и многие прихожане замолчали, когда мы подошли к словам: «Благослови чрево Пресвятой Девы…». В церкви стало тише, мой голос резко взлетел, и я снова увидела недовольный взгляд миссис Грешем.
Мы выходили из церкви после службы. Прихожане не расходились. Вокруг раздавались приветствия, знакомые останавливались поболтать. Меня представили викарию. Я не запомнила, о чем мы с ним говорили. Я видела только постные лица Грешемов. Даже Аманда сердито смотрела на меня, и Эдмунд был холоден. Толпа тоже меня разглядывала: кто с добрым любопытством, кто с явным осуждением. Я мельком заметила, как Фолконы и компания покидали церковь в прекрасном расположении духа.