Превратности судьбы
Шрифт:
Мистер Марш вздохнул.
– Я знаю его еще меньше, чем ты. Я даже не могу предположить, почему он себя так странно ведет, – его голос задрожал. – Какое это было счастье узнать, что он жив. Он рассказывал, как ему удалось избежать казни?
Я рассказала то, что знала, и мы еще поговорили о том о сем, пока не вернулась миссис Берк. Я была разочарована, что мистер Марш не смог мне помочь, но поняла, что глупо было на это надеяться.
Миссис Берк была добрая женщина и большая болтушка. Она предложила мне остаться на обед, показала мне дом, небольшой, но очень элегантный.
Мне так понравилось в гостях, что я не заметила, как летит время, и, когда я уходила, было почти четыре часа. Когда я подходила к дому, уже смеркалось, и я увидела, что у нас горит свет. Ник вышел из гостиной с газетой в одной руке и с сигарой в другой.
– Ах, Ник, извини! Я не знала, что ты рано вернешься.
Он нетерпеливо отмахнулся.
– Я сам не знал. Но не следует ходить одной так поздно, Люси… – Он замолчал и не мигая смотрел, как я снимаю пальто и шляпу. – Господи! Почему на тебе эти сапоги?
– Я ходила навестить твоего отца, Ник. Он живет у своего старого хозяина, рядом с Уайтхоллом, и… ах, мне следовало сначала спросить у тебя разрешения, но это получилось само собой. Я так его люблю, Ник, и мы хорошо провели время.
– Я ничего не имею против того, что ты видишься с моим отцом, но какое отношение к этому имеют сапоги, черт побери?
– В них ходить удобнее, чем в туфлях.
– Ходить? – его брови взлетели, затем упали, и глаза превратились в две щелочки. – Ты шла пешком туда и обратно? Почему?
– Я… я не хотела тратить деньги на кэб, Ник, – заикаясь ответила я, сбитая с толку его гневом. – Всего четыре мили туда и обратно.
– Господи! Неужели ты никогда ничему не научишься? – яростно крикнул он. – У тебя есть права, Люси. Права! Ты не в Китае, ты больше не бедная. Тебе не нужно ходить пешком в Вестминстер, как ты ходила в Ченгфу, чтобы сэкономить на несколько ложек супа. Никогда больше этого не делай, разве только ради удовольствия. Никогда! И не веди себя так, как будто тебе приходится отчитываться передо мной за то, что ты тратишь.
Я расстроилась и мне хотелось плакать, но, как всегда, когда я чувствовала себя несчастной, слез не было.
– Извини, – сказала я, стараясь говорить спокойно, – никто не был со мной так щедр, как ты, и ты никогда не проверяешь мои счета. Я сделала так не потому, что боялась, что ты рассердишься, если я возьму кэб, Ник. Я знаю, ты не станешь сердиться. Но просто у меня… дурные привычки. Пожалуйста, прости меня.
– Дурные привычки? – Он глубоко вздохнул, и рассерженное выражение сошло с лица. – Нечего мне прощать, Люси, – тихо сказал он. – Если я еще когда-нибудь закричу на тебя, кричи в ответ, как тогда, когда я напился. Прекрати извиняться и помни, что ты не служанка, не чья-то собственность и не низшее существо, даже если большинство мужчин именно так и относятся к женщине. И имей это в виду, Люси, а то ты всю жизнь будешь униженно кланяться какому-нибудь напыщенному, полному чувства собственной важности мужу.
Я
– Но ведь ты же мой муж.
Он моргнул, на мгновение замешкавшись, и сказал каким-то странным голосом, уходя в комнату:
– Да, конечно, Люси, конечно.
И тогда я впервые засомневалась, внезапно очень испугавшись, в умственных способностях Ника. Он сейчас, как ни в чем не бывало, говорил так, как будто мне еще предстояло выйти замуж за другого. Мое беспокойство росло. Я пошла вслед за ним в гостиную, размышляя над тем, что если мое открытие верно, то оно объясняет некоторые до сих пор непонятные вещи. Хотя бы отчасти этим можно объяснить внезапную смену настроения, как, например, тогда, когда мы вернулись с ним из театра и он оставил меня, а сам уехал в клуб.
Может быть, из-за провалов в памяти он и сказал мне, что вернулся в Англию в марте, когда на самом деле я знала, что это произошло несколько месяцев назад. И кроме всего прочего, может быть, именно в этом и кроется ответ на самую загадочную историю, произошедшую со мной, о которой я просто запрещала себе думать. Могло быть так, что, когда он нес меня, потерявшую сознание, в пещеры, он не понимал, что делает, и просто не помнит об этом?
Отбросив все эти мысли, я спросила с надеждой:
– Ты останешься на ужин, Ник? Я могу приготовить что-нибудь новое.
Он не взглянул на меня, а продолжал изучать кончик сигары, затем устало улыбнулся, тяжело вздохнул и сказал:
– Нет. Я ухожу. Не жди меня, Люси.
В последующие дни в нашей жизни мало что изменилось. То я думала, что мой страх за умственные способности Ника абсурден, то опасалась, что с головой у него не все в порядке. Я всегда старалась быть веселой и приветливой, заботилась о нем, но теперь постоянно помнила, что нельзя быть слишком смиренной, потому что это его злило.
Я иногда писала миссис Фолкон, которая всегда отвечала мне, подробно описывая жизнь в «Луноловах», но никогда не упоминала о Роберте. Каждую неделю я писала Метью в школу и посылала ему иногда коробку пирожных, которые пекла сама, или конфеты. Я навещала мистера Марша примерно раз в десять дней, и по такому случаю миссис Берк всегда готовила специальный обед. Я теперь очень внимательно читала «Таймс», потому что мне становилось все тревожнее за друзей, оставшихся в Китае. Ситуация там, похоже, менялась с каждой минутой, потому что сегодняшние новости полностью противоречили вчерашним. Ясно было лишь одно: «боксеры» с каждым днем становились все опаснее.
Утром в последнюю неделю мая я возвращалась домой из магазина и увидела, что у дома стоит кэб, а у двери ждут дама и джентльмен. Я пошла быстрее и увидела, что это мистер и миссис Фолкон. Я была счастлива видеть их, и вскоре мы уже уютно устроились в гостиной и пили кофе. Я заметила, что мистер Фолкон чем-то подавлен, что было на него не похоже. Его жена была, как всегда, спокойна, но мне показалось, что думает она о чем-то своем, пока мы болтали о всяких пустяках. Фолконы сказали, что гостили две недели у друзей в Корнуолле и вернулись день назад.