Превратности судьбы

Краснопеева Евдокия

Глава 12

Бешкеков церемонно приложился к пахнущей духами ручке, слегка поморщившись: запах был чересчур сладок.

– Приехал. Неужто соскучился? – Татьяна Юрьевна прищурилась, вглядываясь в окаянную красоту племянника.

Слегка близорукая, она не считала возможным пользоваться лорнетом или, избави Боже, очками. А посмотреть-то было на что. Смуглое лицо графа, окруженное белыми, как будто выгоревшими на солнце, волосами привлекало своей неожиданностью. Чистые ярко-синие глаза подошли бы скорее наивному, любящему жизнь мальчику, если бы

в них не светился живой ум и неприкрытая уверенность, граничащая с высокомерием. Нос был прямой, классической формы, только крылья его слегка расширялись, нарушая каноны римского совершенства. Губы были четко очерчены, а волевая складка твердого подбородка свидетельствовала, что натура у графа, без сомнения, не простая.

Густые ресницы женины затрепетали, скрывая на мгновение прекрасные своей глубиной и живостью взгляд. Татьяна Юрьевна хоть и считалась Бешкекову троюродной теткой, была старше его не многим больше трех лет. Рано овдовевшая, веселая она радовала глаз.

Григорий пригнулся к самому лицу родственницы и промолвил весело, опаляя нестеснительным взглядом:

– Я всегда знал, что греховная связь с тобой, душа моя, будет полна райского блаженства.

Княгиня засмеялась, отмахиваясь кружевным платочком, зная, что за словами племянника не стоит ничего, кроме обыкновенной светской болтовни.

– Все такой же. Вот за наглость тебя и люблю, душа моя.

Бешкеков непринужденно опустился на тонконогий стульчик и потянулся к чашке с кофе. Фарфоровая безделица утонула в его ладони почти бесследно.

– Боже мой, княгиня, заведете вы себе когда-нибудь приличную посуду? Из этой только мышь подчивать.

– Ах, Григорий, ты несносен! – Татьяна Юрьевна изволила нахмуриться и тут же неудержимо рассмеялась: Бешкеков уцепил весь кофейник и, не долго думая, отхлебнул, отбросив в сторону крышечку.

– Совсем другое дело.

– Когда бы я знала тебя меньше, Гриша, могла бы заподозрить в неучтивости. Даже в недостатке воспитания.

– Вот в этом, – граф лениво вытянул длинные ноги вдоль кофейного столика, – меня ещё никто не обвинял, ты – первая.

Он поскучнел лицом, сбросив маску беспечного шалопая, и княгиня пожалела о своих словах. С бесшабашным Бешкековым общаться было проще и приятнее.

– Где ты остановился?

– У Вавиловых. Смотрю, старики процветают. Дом полон, как гороховый стручок.

– Да.

Княгиня позвонила в колокольчик, и на зов явилась крепкая рыжеволосая девка, втиснутая в туго накрахмаленное платье и белый передник.

–– Унеси это, – кивнула Татьяна Юрьевна на кофейные принадлежности. – И принеси наливки.

– Ежели для меня, не стоит утруждаться – не пью. Вовсе. Слово дал.

– Съехались со всех имений, даже Тригорский притащился, – продолжил Бешкеков. – Делаю тебе комплимент, душа моя.

Княгиня зарделась от удовольствия и защебетала совсем, как молоденькая инженю:

– Представь, Агафоклея Алексеевна Маркова прибыла с дочками, а у родственников места нет. Пришлось ей в гостиницу ехать. Я смеялась от души. Непременно позову её к ужину. А девочки у неё – прелесть! Ты бы, Гриша, обратил внимание.

– Они согласны будут на приятную

греховную связь?

– Избави Боже, Гриша! Барышни воспитанные, поведения примерного…

– Значит, скучны и глупы.

– Уж как бы то ни было, – Татьяна Юрьевна осердилась, – а к вечеру, чтоб был у меня! При полном параде.

– Ну их к черту, Таня! У нас славная компания подобралась. Кстати, Тригорский неплохо банк мечет. Проворный, черт.

– Ты имеешь в виду Адама Духовицкого, поручика Смолова и Лахтина? – Татьяна Юрьевна снисходительно улыбнулась. – Зря на них рассчитываешь. Все сегодня у меня будут.

– Душа моя, ты весь город решила собрать? Где принимать-то будешь? Здесь тебе не Москва – тесно.

– О! – княгиня живо поднялась и, уцепив Григория за сюртук, потащила решительно к окну. – Я так славно все придумала. Внизу откроем двери на веранду, и дальше – в сад. Повесим на деревья фонари. Танцевать можно будет в саду, а музыканты – на веранде. Как тебе?

– Не совсем удобно, но романтично.

– Что неудобно?

– Дамы подолы об траву запачкают.

Княгиня задумалась, но лишь на мгновение.

– Прикажу сбить деревянный настил, круглый и гладкий. Прямо сейчас. Извини меня, душа моя.

Татьяна Юрьевна заторопилась к двери, полная новых прожектов, а Григорий Александрович тяжело вздохнул: впереди вечер пустых разговоров и фальшивых улыбок.

Глава 13

Софи, Ефроксия и Анета сидели чинно рядком у стеночки на изящных стульчиках, обтянутых сафьяном с алыми розочками по полю. Их нежные платьица скромных пастельных тонов были просты и целомудренно украшены кружевами, закрывающими юную плоть от нескромных взглядов. Потупленные глазки и робкие улыбки на пухлых губках – все то, что и положено барышням на балах. Однако если кто-нибудь послушал, о чем шептались эти невинные губки, был бы немало удивлен, а то и шокирован.

– Мне нравятся вон те пшеничные усы, – поблескивая из-под тишка вороньими глазками, шептала Анета.

– Вон у той дамы такой сказочный туалет, – примечала Софочка, – алый, цвета свежей крови… так оттеняет её великолепную грудь.

– Если бы маменька разрешила нам открыть плечи и убрать кружева…

Фро тихонько засмеялась:

– Все кавалеры крутились бы подле нас, как мухи у меда.

На минутку забыв о своих, положенных приличиями, ролях, девушки склонили друг к другу головы и засмеялись, впрочем, не слишком громко. Их локоны, модно завитые и выпущенные на плечи, смешались: черные, тяжелые пряди Анеты, воздушные белокурые Софьи и золотые, с едва заметной рыжинкой Ефроксии.

Строгий взгляд Агафоклеи Алексеевны, сидящей подле таких же почтенных матрон, как она сама, заставил девушек выпрямиться и занять приличествующие позы. Но скованность их исчезла, уступая место природной веселости и живости.

Фро оглядела зал, полный пестрыми одеждами и подвела итог своим умозаключениям:

– Нынешние кавалеры имеют в виду сегодня хорошо поволочиться, – награжденные столькими братьями, сестры вполне были осведомлены о некоторых словах и понятиях, – и не имеют серьезных намерений.