Презерватив для убийства
Шрифт:
Витюша не любил виски, как любой другой крепкий напиток. Однако ему было жарко, и он, решив, что виски со льдом — штука прохладительная, попросил для начала принести именно его. По отсутствию опыта, он не сообразил, что сто грамм — это не конечный выход напитка, включая лед, а сто грамм непосредственно виски.
Как ни странно, напиток ему понравился. Михин не заметил, как одолел бокал и попросил повторить. Он задумался о закуске, но вспомнив, что виски не закусывают, делать этого не стал.
Прошло почти полчаса. Стаценко все не было и не было.
С каждым глотком прежние страхи уходили прочь. Ну и пусть сейчас сюда несется козел Стаценко! Приехал из своего Иркутска-150 и думает: «Я круче, чем вареные яйца парагвайского страуса». Он — мандовошка с претензиями, больше ничего. Мы в Питере и не таких обламывали. И пусть, скотина, только посмеет повысить голос на Виталия Самуиловича Михина! Он не дурак, у него кое-что во внутреннем кармане пиджака…
— Чего водочку не пьешь, Витюша? Боишься, что попадется бутылка с твоего завода?
Михин поднял голову. Он не заметил, как в зал вошел Стаценко и неторопливо направился к его столику.
— Добрый день, — Михин постарался кивнуть так, как обычно, не поднимая головы, кивает начальник при виде опоздавшего подчиненного.
На широком и морщинистом лице Стаценко появилась удивленная гримаса. Сибиряка удивил даже не тон Михина, а то, что тот почти не удивился его появлению.
— Какой ты, Витек, сердитый сегодня. Ну, не хочешь водочки, я выпью за тебя. Человек!.. Для начала сто грамм «Абсолюта» и пельменей. Я только горячим закусываю. И настоящих пельменей, а не вареных кошачьих яиц.
Потом Стаценко вынул «беломорину» (Михин знал, что сибиряк настолько любит этот сорт, что курил его даже на приеме во дворце Белосельских-Белозерских), затянулся и выпустил густое облако прямо в лицо Виталию Самуиловичу.
— А знаешь, Витюша, будь в здешнем меню настоящие кошачьи яйца, я бы их точно для тебя бы приказал сварить. Чтобы ты ими давился и думал: «Нельзя делать подлянки своим друзьям».
— Своим друзьям я подлянок не делаю, — с упором на первое слово сказал Михин.
— Стоп. Кто же у тебя друзья? Ларечники, которые твоей водкой торгуют? Или партнеры, благодаря которым ты смог хоть одну бутылку выпустить?
— Обо всех проблемах моего цеха я буду говорить только с исполнительным директором «Транскросса» Глебом Игоревичем Неврюковым! — отчеканил Михин, удивляясь: как ему так удается?
Официант подал водку. Стаценко на две трети опорожнил рюмку и продолжил:
— Нет, мужик, ты не верти. Скажи, я, Денис, ну, этот Неврюков — тебе друзья, или сортирная бумажка: попользовался и выбросил?
— Неврюков и Денис, пожалуй, друзья, — как можно наглее ответил Михин. — Я с кем попало не дружу.
— Значит, сука, у друзей за спиной крысятничать можно?! «Бабки» гнать в свой карман — это пожалуйста. А потом, не друзья, а г… на палочке? Не, ты не верти, ты тут отвечай,
— Сядьте, Александр Дмитриевич, — сказал Михин. — Не надо портить вечер.
— Нет, это ты у меня сейчас, зараза, на ж… сядешь! — продолжал орать Стаценко. — Я таких, как ты, говнюков в жизни больше обломал, чем у тебя волос на мудях.
С этими словами Стаценко встал из-за стола, отшвырнув ногой стул. Михин отскочил на шаг. Потная рука нашарила во внутреннем кармане рукоять пистолета, и он вынул его, снимая с предохранителя.
Для Стаценко вид оружия в руках человека, которого он презирал, оказался последней каплей.
— Да ты, мразь, на десантного офицера со «стволом»?! Да я сейчас тебя за яйца к табуретке прибью.
И он сделал еще один шаг вперед. На долю секунды, страх, нет, скорее сомнение, посетили душу Стаценко: он знал, что зажигалки делают в виде западных моделей, но никак не в форме отечественного ПСМ. Да и газовики такие есть вряд ли. Тогда…
Но он уже сделал следующий шаг.
— Стреля-я-ять буду! — взвизгнул Михин и, еще не докончив визга, нажал на спусковой крючок. При этом Виталий Самуилович смотрел прямо в лицо Стаценко, и ему показалось, будто он с размаха вогнал своему противнику в глаз раскаленное копье. Пуля вошла в мозг почти без препятствий. Сибиряк застыл на месте и медленно поехал вниз.
Хотя ПСМ самый маленький советский пистолет, но дело было сделано с первого же выстрела. Акционер «Транскросса» отправился в мир иной, даже не успев выругать себя за последнюю ошибку в жизни.
Что же касается Михина, то тот так и стоял с пистолетом возле стола. Все триста грамм поглощенного виски тотчас вылетели из башки. И Виталий Самуилович, глядя на труп недавнего собеседника, размышлял о том: как же его угораздило оказаться на месте убийства, понимая при этом: убийца — он сам.
Неврюков был скорее удивлен, чем рассержен, удивительной историей, произошедшей с ним. Он был приглашен в ресторан, но его не пускали.
Когда машина исполнительного директора «Транскросса» свернула на дорожку, ведущую к ресторану, шлагбаум был опущен. Охранник, дежуривший рядом, сказал, что сегодня в «Сосновую дюну» допускают лишь по особому списку. И если он там есть, то проблем не будет.
В списке, судя по всему очень коротком, действительно оказался Глеб Игоревич. Но Невраков. Неврюков убеждал охранника, что речь идет об опечатке. Тот извинялся, доброжелательно улыбался, один раз даже почему-то перешел на английский, но шлагбаум не поднимал. Он куда-то названивал, но там было занято.
Наконец, раздраженный Неврюков достал свою «трубу». В этот момент его мучитель наконец-то дозвонился и радостно крикнул гостю:
— Проезжайте!
Путь был открыт, и через полторы минуты Глеб Игоревич был уже перед «Сосновой дюной».