Прежде чем ты уйдешь
Шрифт:
И вот телефон наконец пробуждается к жизни. Едва не упав от волнения со стула, я снимаю трубку дрожащей рукой:
– Алло?
– Добрый день, не подскажете, с кем я могу переговорить насчет кулеров для воды?
Я слышу хорошо знакомый низкий голос и чувствую, как у меня по спине бегут мурашки. Но как ни в чем не бывало продолжаю разговор, соблюдая правила игры.
– Боюсь, вам нужна Лиззи, секретарь. К сожалению, ее сейчас нет на месте.
– А вы, случайно, не в курсе, когда она вернется?
– Эд, это ты?
– Да-а-а? –
– Это я, Зои. Зои Морган, – добавляю я на всякий случай.
– Боже мой, Зои! – Он вроде обрадовался, и на том спасибо. – Поверить не могу!
– Я тоже. Как поживаешь?
– Хорошо, очень хорошо. А ты? Как дела?
– Отлично. Сегодня получила новую работу.
– Чудесно!
– Спасибо, я на седьмом небе от радости. – Я замолкаю, не зная, о чем говорить дальше. Пауза неприлично затягивается, и мне кажется, будто Эд слышит, как на другом конце телефонной линии колотится мое сердце. – А ты сейчас где?
– В Лондоне. В Брикстоне. А ты?
– Я работаю в Камдене. Ну а живу в Тафнелл-Парке. С Джейн.
– Ты серьезно? Черт, последний раз, когда я ее видел, она готова была лизаться с первым встречным.
– Джейн никогда себе такого не позволяла!
– Еще как позволяла. Ой, за исключением меня, естественно. – Эд смущенно замолкает. – Честно говоря, даже странно, как это она могла обо мне забыть.
– Ну ты и сволочь! Нет, Джейн замечательная, и мы обожаем нашу квартиру. Жить вместе ужасно весело, и Лондон нам тоже нравится, хотя мы не сразу смогли перебраться сюда. Но сейчас все зашибись и… – Я останавливаю словесный поток, которым пытаюсь заполнить неловкую паузу.
– Что ж, звучит впечатляюще, – произносит Эд и продолжает без прежней уверенности: – Я вот тут подумал, может, встретимся? Пропустим по стаканчику.
На линии возникают помехи, я слышу его дыхание. Повисает напряженная тишина, и у меня начинает стучать в висках.
– Когда?
– Э-э-э… У тебя наверняка уже есть определенные планы, но все-таки, как насчет сегодняшнего вечера?
Я улыбаюсь. Голос у Эда испуганный, так что не стоит тянуть с ответом.
– Очень мило с твоей стороны.
– Мило?
– Да, мило. А чем тебя не устраивает это слово?
– Ну, оно немного… банальное.
– О’кей. Давай по-другому. Это было бы славно. Потрясающе. Грандиозно. Так лучше?
– Да, намного.
– Отлично. Итак, хм, куда ты хочешь пойти?
– Сохо подойдет?
– Идеально. Часов в семь?
– Значит, в семь. Буду ждать тебя у паба «Голова Шекспира», это в начале Карнаби-стрит.
– О’кей. Здорово. Увидимся позже. – И, не дав ему возможности передумать, я дрожащей рукой вешаю трубку.
После разговора с Эдом я вновь чувствую себя взволнованным подростком в предвкушении первой любви. Да, я по-прежнему ничего не понимаю, за исключением того, что мне дали возможность заново прожить дни, имевшие принципиальное значение в становлении наших с Эдом отношений.
Вторая половина дня тянется бесконечно. Стрелки часов над дверью практически не двигаются, минуты кажутся часами. Я уже в трехсотый раз читаю один и тот же текст, но не могу уловить смысл. И чтобы убить время, болтаю с Анной – девушкой, сидящей за соседним столом, чье имя мне удалось вспомнить, когда к ней обратился один из сотрудников, – о том, что они с ее парнем будут делать в ближайший уик-энд. Она что-то говорит о художественной выставке в Хокстоне, но я слушаю ее вполуха. Мои мысли заняты предстоящим свиданием с Эдом.
И вот наконец, когда, казалось, прошла целая вечность, стрелка часов, словно нехотя, приближается к цифре «6». Все, можно уходить.
Дорога до Оксфорд-Серкуса займет у меня меньше часа, поэтому для начала я, подняв с пола сумку, бегу в туалет. Туалет производит жуткое впечатление. Голая лампочка под потолком, с ее безжалостным светом, зеркала сплошь в черных точках, отбитая плитка на стенах и отвратительный запах, с которым не в силах справиться ядреный освежитель, щедро разбрызгиваемый уборщицей. Но сегодня я не обращаю на это внимания.
Я роюсь в сумке в поисках блеска для губ, туши и расчески. С этим особо не разбежишься, но мне хватит. Встав перед зеркалом, я неожиданно понимаю, что впервые за весь день получила возможность хорошенько себя разглядеть. Мои волосы – прямые, слегка вьющиеся на концах и по-прежнему очень темные – коротко подстрижены; стрижка придает лицу некоторую округлость, делая его моложе: явно не тот эффект, которого я добивалась в свои двадцать четыре. Я вспоминаю, как мучилась, выпрямляя непокорные кудри феном, ведь в те времена еще не было выпрямителей для волос, и мне даже становится себя немного жаль. Да, выпрямитель для волос мне сейчас определенно пригодился бы, чтобы по-быстрому навести красоту.
В качестве последнего штриха я наношу еще один слой блеска для губ – совершенно бесполезное занятие, поскольку, пока я буду добираться до места, блеск сотрется, – и открываю дверь. Я иду знакомым маршрутом мимо супермаркета «Сейнсбери», мимо убогих магазинчиков с выставленными на тротуаре в тщетной попытке привлечь внимание прохожих товарами: швабрами, ведрами, пластиковыми коробками, кухонными полотенцами, кастрюлями, рожками для обуви. Неожиданно солнце скрывается за свинцовыми тучами, понимается ледяной ветер, мне становится зябко в тонком пальто, а ноги отчаянно мерзнут в туфлях на шпильке, которые я надела в честь интервью. Ветер разносит по улице клочки бумаги, бомж, сидящий на пороге очередной лавки, кутается в грязное одеяло. Мама наверняка сказала бы: «Похоже, сейчас пойдет снег».