Прежде, чем умереть

Мичурин Артём Александрович

— Стяжки для рук — откуда они их достали?

— Что? — растерялся лейтенант.

— У тебя синдром рассеянного внимания? Откуда эти пидоры доставали стяжки?!

— А... Карман на правом бедре, — Павлов даже глаза прикрыл ради ценных воспоминаний.

— Ого, капрон. Подкованные ребята, — перевернул я недотруп на живот и стянул ему запястья. — Теперь будет с кем тебе поговорить. Расспроси его пока про наше золотишко.

— Наше? — уточнил Павлов с неоднозначными интонации в предательски-блядской

тональности.

— Да. Есть возражения?

— То есть, твоё и моё?

— Дурачком-то не прикидывайся, — разглядел я, наконец, дорогу впереди. — Твой ручной уродец нас видел и наверняка доложил. Кстати, где он?

— Неподалёку. Значит, на троих? Может, развяжешь меня в таком случае?

— Закатай губу, лейтенант, — отпустил я сцепление, и броневик неожиданно резво сорвался с места. — Долю ещё обсудим.

— И чего ты ждёшь взамен?

— А догадайся. Ты, рация — ни на какие мысли не наводит?

В крохотном чистом фрагменте зеркала заднего вида лоб Павлова расчертили вертикальные морщины, сигнализирующие об экстремальной активизации мыслительного процесса:

— Наводит, — процедил он, едва слышно за гулом двигателя.

Подкатив к облюбованной нами бетонной коробке, я дал по тормозам и подобрал уже спустившуюся Ольгу.

— Зачем багги бросил? — небрежно отпихнула она в сторону ноги стрелка и примостила на их место зачехлённую винтовку, совершенно проигнорировав присутствие Павлова.

— Этот, — указал я большим пальцем через плечо, — рацию проебал. Пришлось броневик взять в нагрузку к новой.

— Давай прямо и потом налево, я видела там ангары возле дороги. Труп из машины выкинуть не догадался?

— Рад встрече, — подал голос лейтенант, так и не удостоившись внимания. — Хорошо стреляешь.

— На твоё счастье, — приняла комплимент Ольга.

— Не любезничай с ним, — предостерёг я. — Этот хмырь явно надеется пристроить свой детородный орган в твоё горячее лоно. Да-да. Иначе зачем бы он стал так пошло льстить?

— Какого хера ты несёшь? — наморщила Оля носик, будто кто-то испортил воздух в машине.

— Промазать по неподвижной цели с трёх сотен метров — это ошибка новичка.

— Я не мазала! — почти крикнула Ольга, явно задетая за живое моей оценкой.

— Неужели? Тогда, быть может, скажешь, для чего у этого «трупа» связаны руки?

Гордая обладательница непомерно высокого самомнения обернулась, и нахмуренные бровки немного разгладились:

— Он жив?

— Представляешь? Только поцарапался чуток. Зелёнкой обработать, и нормально.

— Так у нас есть язык, — плотоядно улыбнулась Оленька, похлопав ладошкой по солдатской заднице.

— Не уверен. Он мог его проглотить. Но пальцы целы, напишет.

— А она в курсе твоего плана? — напомнил о себе Павлов.

—

Это про радиоигры, — пояснил я Ольге. — Да, в курсе. Как ты мог подумать, что я стану скрывать такое от своего делового партнёра? Дорогая, прошу, подтверди. Его подозрительность меня обижает.

— Я в курсе, — расставила точки над «и» Оля. — Ты согласен?

— А у меня есть выбор? — поинтересовался Павлов с деланым удивлением. — Кол ведь и сам может связаться со штабом. Хоть это, конечно, будет не так убедительно...

— Стоп. Что? — повернулась Ольга назад.

— Ну, это может показаться странным, если на связь выйду не я.

— Нет, другое. Ты сказал, что Кол сам может связаться со штабом.

— Да.

— Ты о чём, дружище? — испытал я недоумение, сравнимое с Олиным.

— Перестань. У тебя в кармане листок бумаги с записанной на нём частотой. Я сам его тебе дал. И забыл забрать, там, в лесу... Но, если ты собрался этим козырять, то — как ты сказал? — закатай губу. Я предупредил штаб, что ты попытаешься выйти на связь, и они этого ждут.

Я, безуспешно пытаясь растормошить свою чёртову память, сунул руку в непромокаемый карман и...:

— Гляди-ка, — оказался в моих пальцах клочок бумаги с нацарапанными впопыхах цифрами.

— Ты в самом деле забыл?

— Кое-что.

— Это из-за...? — повернул Павлов голову, демонстрируя затылок.

— Ну а из-за чего же ещё? Ты мне чуть...

— Ему пуля в голову попала, — бесцеремонно вклинилась в наш диалог Ольга. — В бровь по касательной. Тяжёлая контузия.

— А... Понял, — покивал лейтенант. — И много у него из головы вылетело?

— Всё, что надо, на месте. Ты лучше о содержимом своей головы побеспокойся.

— Ну-ну, — осадил я Ольгу, привносящую в нашу беседу нотки нетерпимости и агрессии, — полегче. Зачем же грубить нашему новому партнёру? Мы должны доверять друг друга. Так ведь? — глянул я на Павлова в зеркало. — Забудем старые обиды. Я вот уже забыл! И вам советую. А всё потому, что на кону стоит гораздо больше, чем наши с вами задетые чувства. Да, лейтенант?

— Точно так, — усмехнулся тот подозрительно. — Жаль, что эта здравая мысль раньше тебя не посещала.

— Ты это о чём?

— Поворачивай! — пихнула Ольга меня в плечо, указывая другой рукой на полусгнившие ангары. — Здесь машину спрячем, чтобы с воздуха не засекли. Надеюсь, маячка в ней нет.

Я закатил броневик внутрь, туда, где было поменьше дыр сверху, вылез и распахнул задние двери машины:

— Оля, помоги-ка солдатика вытащить. Да осторожнее! Из него вон уже начинка сыпется. Хватай за ноги и к стене. Вот сюда, ага.

— Меня никто развязать не хочет? — высунулся из броневика Павлов. — Я же партнёр как-никак. Помните?