Прежде, чем умереть
Шрифт:
Ошибившиеся с выбором укрытий охотники до чужого добра на левом фланге довольно быстро закончились, и «Корд» взял передышку, а я попытался вернуть пропустившего всё веселье командира в чувства.
— Эй, — влепил я лейтенанту оплеуху, размахнувшись так сильно, как только сумел в стеснённых условиях кабины, — вставай.
Павлов поморщился и что-то прошлёпал губами.
— Вставай, говорю, царевна спящая! — добавил я оплеуху с другой стороны, для симметрии. — Решай проблемы!
— Да... — захлопал лейтенант глазами. — Что слу..? Блядь! Хватит!
Третья оплеуха была, наверное, лишней, но я не смог
— Мы во что-то въебались и стоим. Вокруг враги.
— Все целы? Машина на ходу?
— Вроде. Мотор работает.
— Что с колонной? Как дорога? — сел Павлов, потирая украшенный фингалом лоб.
— Эй, кузов! — стукнул я кулаком в заднюю стенку кабины, крича в бойницу. — Что на дороге?!
— Полная жопа! — крикнул в ответ Стас. — Не проехать!
— Полная жопа, не проехать, — передал я разведдонесение командиру.
— Слышал. Машину бросать нельзя, без неё кранты. Я вылезу, осмотрюсь и... может, чего придумаю.
— Удачи, — не стал я разубеждать и снова стукнул в заднюю стенку: — Павлов выходит! Не замочите!
Снаружи ещё раздавалась стрельба. Стреляли всё больше одиночными, это не было похоже на штурм или ожесточённое сопротивление. Колонну добивали.
Лейтенант схватил свой карамультук и приоткрыл дверь:
— Если со мной что случится, — замешкался он, и вынул из кармана листок бумаги с цифрами, — тут частота для связи со штабом.
Мне бы хлопнуть его по плечу и сказать, мол, да ничего с тобой не будет, ты ж живучий сукин сын. Но вместо этого меня пробило на смех.
— Что? — улыбнулся Павлов растеряно.
— Некоторым, — взял я листок, — надо как следует въебать по голове, чтобы осознали свою смертность. Вперёд, прикрою.
Я вылез следом и взял наизготовку, не отходя от кабины.
— Что он делает? — перегнулся Ветерок через борт и кивнул вслед лейтенанту.
— Пытается быть героем.
Картина на дороге оптимизма не внушала. Удар из засады перерезал колонну надвое, голова ушла вперёд — во всяком случае, бензовоза видно не было — а отрубленный хвост скорчился посреди Карачун-тропы и слабо агонизировал. Кто-то молил о пощаде, кто-то отстреливался, но большинство уже ни о чём не беспокоилось.
Перед носом нашего ЗиЛа, чуть правее, застыл обеспечивший нам резкое торможение агрегат, который, в свою очередь, въехал в зад впередиидущего, а тот протаранил здоровенный «Урал», отчего эту громадину развернуло поперёк дороги, не оставив никому позади шансов на проезд. Ещё один видимый с моей позиции тарантас объехал нас слева и попытался проскочить, но его нынешнее положение кверху брюхом в кювете ясно демонстрировало результат этой попытки.
Лейтенант в полуприсяде миновал две ставшие изваяниями машины, добрался до «Урала», открыл дверь и вытянул наружу водилу-жертву военно-полевой трепанации. Пока тот вальяжно вываливался из кабины, содержимое его черепа решило эвакуироваться и шмякнулось на подножку, чем едва не спровоцировало очередную травму Павлова, наступившего на эту слизкую субстанцию. Только чудо и вовремя выставленная вперёд рука спасли лейтенанта и позволили-таки добраться до педалей. «Урал» взревел, харкнул чёрным выхлопом и покатил прямиком в кювет, теряя на ходу вновь обретённого водителя и давя задними колёсами тушку предыдущего. Та влажно захрустела и
Гул двигателя и звук корёжимого металла тут же привлекли внимание противников свободы перемещения, о чём они недвусмысленно дали понять несколькими длинными очередями и интенсивным вербальным общением стандарта «Туда-туда, блядь!!! Мочи эту хуету!!!».
Средь стихийных баррикад замелькали фигуры, и мне пришлось расстаться с ещё несколькими патронами, подсчитывая в уме убытки. Из кузова к прикрытию лейтенанта присоединился Ветерок. Похожие на щелчки хлыстом выстрелы СВД разнеслись по дороге, став последними для ещё двух опрометчиво кинувшихся в погоню ребят.
Лейтенант тем временем, согнувшись и прикрывая голову руками, добежал до ЗиЛа и забрался на водительское кресло:
— Чёрт, их там полно! Надо развернуть машину. Кол, давай в кузов.
Надо так надо, не вопрос. Лейтенант сдал назад, потом вырулил вправо и поставил нашу крепость на колёсах так, что левая сторона и лоб кабины оказались закрыты соседними машинами, а кузов торчал снаружи, позволяя «Корду» контролировать сектор в сто восемьдесят градусов, вне которого остался только правый, относительно движения колонны, забитый металлоломом фланг.
Несомненно обрадованный такой перегруппировкой Стас сразу же дал волю удовлетворению своей природной любознательности и обнаружил, что фабричные пули калибра «двенадцать и семь» с лёгкостью пробивают не только милые сердцу берёзки, но так же много слоёв стали и представителей белковой формы жизни за ними. Повезло, что в коробах деповского патруля лежал не самопал без сердечника, иначе пришлось бы отбиваться брызгами горячего свинца. Стоило очередному силуэту перекрыть брешь между железками или мелькнуть над ними, Станислав давал туда два-три выстрела, после чего частота мельканий резко снижалась, а интенсивность и экспрессия вербальных средств самовыражения со стороны противника выходили на новый уровень:
— Сука!!! Пашку... Пашку убили!!!
— Пидоры, блядь!!! Пизда вам, живьём шкуры с вас сдирать будем, хуесосы ебаные!!!
После этого Станислав делал ещё два три выстрела, ориентируясь на чарующие звуки, и те на время смолкали, но лишь для того, чтобы возобновиться из более укромных мест, сильно приглушённые толщиной преграды, разделяющей их источник и адресата.
Гранат у лиходеев по счастью не оказалось. Видимо, истратили всё взрывчатое на остановку колонны. А вот живой силы было в достатке. Потеряв с десяток мастеров русской словесности, банда предприняла попытку обойти неуступчивого оппонента с неприкрытого «Кордом» тесного правого фланга, но к их безмерному удивлению у нас-то гранаты были, и они как нельзя лучше сделали своё дело. Деморализующие крики и мольбы раненых ещё долго звучали над Карачун-тропой.
Наконец, спустя минут сорок словесно-огнестрельной пикировки, по ту сторону железного фронтира зазвучал зычный баритон, до того контрастирующий со всем ранее слышанным, что не оставалось сомнений — он мог принадлежать только главарю:
— Какого хуя вам надо?!
Вот это поворот. Быть может, пришло время выдвигать требования?
— Какого хуя нам надо?! — без спроса нарушил я субординацию, взяв слово, впрочем, Павлову всё равно несподручно было орать из кабины. — Это какого хуя вам надо?!