Прежде, чем умереть

Мичурин Артём Александрович

— Можно и за него, — ударил дед своей кружкой о мою. — Будем. Ух. Ты ешь-ешь, на меня не смотри, я после заката не налегаю. А тебе не помешает.

— Фигуру бережёшь что ли? — зачерпнул я полную ложку.

— Да не больно-то фигурист уродился. О здоровье пекусь. Тут, в глуши нашей, сам понимаешь... Давеча вот в кишках закололо — и хер его знает, чего там, спросить не у кого. Настоечки с чагой попил, отпустило, вроде. А уж ежели сосуды там, сердце — пиши пропало. Так что хошь-нехошь, а о здоровье думать надо.

— А самогон без закуски здоровью

не вредит?

— Ты что? Наоборот — всех микробов повыжгет вредных! Ещё, слыхал, радионук... нуклиды выводит из организму. Хер знает, чего такое, но раз хвалят за это самогончик, значит, надо выводить. Давай по песят. За чистоту.

— Твоё здоровье.

— А-агх! Хороша получилась. Чуешь, дубом отдаёт?

— Есть немного, — поставил я кружку и закусил мясом, разглядывая шкуры и рога на стенах. — Охотишься?

— Само собой. Как в лесу жить и не охотиться? Это то, что в городе сбыть не удалось, вот стены и утепляю, ну и для красоты так... Волки, лисы, белки, зайцы с куницами, птица разная, кабаны захаживают. Несколько раз и медвежьи следы видал, но — бог миловал — не повстречались.

— А что так? За медведя же неплохо платить должны.

— Это да, но, — цокнул дед языком, — калибра подходящего у меня нету. Таскаю с собой обрез под двенашку с пулевыми на всякай случай. И длинноствольный ИЖ имеется, но по следу с ними идти ссыкотно, так, стрельнуть для острастки, а не поможет — там уж на удачу уповай. В основном-то с мелкана охочусь. СКС есть, но с ним на медведя тоже не рискну. А чего посерьёзнее — на патронах разоришься. Да и смысл в таком стволе, ради одного медведя?

— Понятно. Сколько за СКС хочешь?

— Хе, — почесал бороду дед. — Да сколько б ни хотел, платить-то тебе нечем.

— Обыскал, значит?

— Ты уж не серчай. Времена нынче такие — к доверию не располагающие.

— А были другие?

— Твоя правда, не было других.

— Обрез-то при тебе сейчас? На всякай случай.

Дед Андрей ощерился чуть смущённо и кивнул:

— С картечью.

— Чтоб наверняка. Это правильно. Обнови что ли, — кивнул я на кружки.

— Давно пора, — взял он бутылку и набулькал ещё по полста.

— За прагматизм.

— Чего? — недонёс дед свою кружку до моей.

— За продуманность то бишь, — пояснил я, чокнувшись.

— Эка заковыристо, — посмеялся он в бороду и выпил. — Слушай, Николай, а, ежели не секрет, чего вы с пензяками-то не поделили, всё-таки? Ты не подумай, я без злого умысла интересуюсь. С точки зрения банальной эрудиции..., — запнулся он на секунду, — так сказать.

— Разошлись во взглядах на справедливость. Пришлось убить кое-кого.

— Вон оно как, — нахмурился дед и провёл свободной ладонью по бороде. — Ну, значит, было за что. Так ведь? — помолчал он немного после своего риторического вопроса, и добавил: — Глаза твои кому-то не по нраву пришлись, да? Бывает. А дальше, стало быть, слово-за-слово и...

— Доводилось в этой шкуре побывать? Ты, вроде, на мутанта не похож.

— Не, — махнул дед Андрей рукой и смущённо

засмеялся. — Я-то не, куда там. Я, иной раз, по зайцу вон прицелюсь, и то сердце щемит, а тут человека...

— Но обрез под столом всё ещё мне в живот смотрит. Хотя, я ж не человек, и даже не заяц. Верно?

— Николай, — приняло лицо деда серьёзное выражение, и я приготовился выслушать отповедь за свои неуместные остроты, но ошибся, — а дети у тебя есть?

— Ого, — я чуть картошкой не подавился. — Да ты мастер менять темы.

— Нет, оно понятно, что жизнь у тебя не оседлая, кидает по земле из угла в угол, но для этого дела семьёй обзаводиться и не надо.

— Спасибо, что просветил.

— Так есть детки-то?

— Вроде есть. По крайней мере, она так говорила. Ну, то есть, говорила, что мой это пацан. Может и так, мы с ней года полтора, а то и больше, сношались. Мои самые продолжительные отношения, кстати. Правда, вынужденные отчасти. Я тогда был маломобилен. Досталось сильно, восстанавливался. Но, что интересно, хер работал без малейших нареканий, даже когда срать в судно приходилось.

— И как малой, удачно вышел?

— Обычный пацан — две руки, две ноги, голова в порядке с виду. Глаза карие.

— Сколько ему сейчас?

— Десять, наверное, или около того.

— А звать как?

— Не помню, — пожал я плечами, и напряг память.

Чёрт подери, да ведь я и не запоминал, хотя она сказала, точно сказала. Принесла его, запеленованного, одни глаза и видно. Смотри, — говорит, — вылитый ты. А я смотрю на эту красную сморщенную рожицу и ума не приложу — каким боком я тут вписался. Дал ей денег, сколько было, и отправил восвояси. Когда с Ольгой уходили, даже не заглянул попрощаться. А сейчас заглянул бы, представься возможность? Сука, даже интересно стало.

— Ну, — снова плеснул дед Андрей в кружки, — главное, что здоровенький мальчонка. Это большое счастье. Давай, за здоровье. И чтоб дети были лучше нас. Не возражаешь? — потянулся он за картофелиной в моей тарелке.

— Угощайся. Только помаленьку, не разжирей.

— Хе, — закусил дед. — А у самого-то со здоровьем как, не пошаливает организьм?

— Уж больно ты дотошный до моего здоровья и репродуктивных функций. Ячейку общества со мной решил построить что ли?

— Да я ж так, разговор поддержать. В моём-то возрасте о чём говорить ещё? Об охоте и здоровье, а охоту мы ужо обсудили.

— Брось, тебе не идёт.

— Чего не идёт?

— Слова на деревенский манер коверкать. Ты же городской, верно? И грамоте наверняка обучен, хотя бы с точки зрения банальной эрудиции. Ну, так с какой целью прикидываешься?

Дед Андрей досадливо усмехнулся и закашлял, будто выгоняя из горла фальшь:

— Кхе-кхе. Нда, артист из меня неважный. Просто, знаешь, подумалось, что легче будет на доверительный тон перейти. Сам не пойму, с чего так решил. Да и обрез этот ещё... — выложил он на стол опиленную горизонталку. — В общем, дело у меня к тебе есть, Николай. Деликатного характера.