Прежде, чем умереть
Шрифт:
— Не понимаю. Мне кажется, тебе попросту не хватает простых и понятных отношений, в которых никто не оспаривает твоего доминирования. Я прекрасно знаю, как тяжело даётся тебе пребывание в командах, да ещё в таких, как недавняя. Ты просто перегорел, дошёл до ручки, а тут так кстати горячая на всё готовая деваха в койку прыгнула, вот ты и поплыл. Ну, знаешь, чисто на контрасте.
— Неужели?
— Конечно. Вот увидишь, день-другой, и вернёшься в норму. Только не скули больше, пожалуйста, это раздражает, — направила она свою кобылу на прежнюю траекторию.
Не люблю конные прогулки, воняет, жопа от седла болит, и укачивает постоянно. Хотя сами лошади терпимы, если долго варить. Нет, они красивые, конечно, довольно смышлёные, но вот чего я в них никак не пойму, и это меня печалит — как — чёрт подери — можно позволить загнать себя до смерти? Ну, правда, как? Да, шпоры и хлысты — это, наверное, больно.
Кобылу подо мной звали — Зорька. Насколько позволяют судить мои небогатые знания о домашнем скоте, Зорьками обычно называют коров. Но — справедливости ради — от упомянутого мясо-молочного животного её отличали лишь незначительные детали. Кобыла была не просто крепкая, она выглядела угрожающе мощной, и без видимого труда несла на своей спине не только меня, но и большую часть нашей поклажи, объём которой никак не назовёшь скромным. К путешествию Оля подготовилась основательно. Два здоровенных баула, трущихся о тугой Зорькин круп позади седла, хранили в себе, помимо прочего, не самую маленькую палатку, два спальных мешка, инструменты для обустройства лагеря, и даже таз. Таз! О таких мелочах, как целый сервиз походной посуды, колышки для котелка, запас сухой ветоши, и прочее, и прочее, можно даже не упоминать.
— А кресло-качалку не захватила? — поинтересовался я, продолжая ощупывать кладези барахла.
— Люблю путешествовать с комфортом, — поправила Ольга притороченную к своему седлу винтовку.
— Но таз... Это уже не комфорт, это в двух шагах от золотого клозета.
— Я знаю, что ты предпочитаешь мыться в канаве, если вообще вспоминаешь о такой необходимости, но, поразмыслив, я решила не перенимать твой опыт.
— Да кто ты такая? И что ты сделала с той милой чумазой девчушкой, которая росла рядом со мной?
Оля обернулась и наградила меня снисходительной улыбкой. Наверное, так повзрослевшие дети смотрят на своих поглупевших стариков.
По нашим расчётам выходило, что Сызрань в двух днях езды. Этот немаленький город на правом берегу Волги когда-то славился своей промышленностью, имел с три десятка серьёзных предприятий. Как и Пенза, пал жертвой Альметьевска. Конгломерат высосал Сызрань чуть не досуха, лишил собственного НПЗ, оставил еле живой «Тяжмаш», полностью зависящий от заказов единственного клиента, и кое-как кормящий десятую часть населения. Ещё какое-то количество «счастливчиков» вкалывало на сланцевой шахте. Остальные сызранцы перебивались земледелием, скотоводством и оказанием услуг движущимся по М-5 караванам. Хотя, была в городе ещё одна социальная группа, можно даже сказать — каста. Называлась она — вахтовики, и содержалась полностью за счёт казны Альметьевска. По слухам, башляли им очень щедро, отбор был строгий, но и риски были немалыми. В обязанности вахтовикам вменялись обслуживание и охрана моста через Волгу, от Жигулёвской ГЭС до Тольятти. Сама ГЭС, остров, собственно мост и часть тольяттинского берега были превращены в укрепрайон, который занимали от пяти до семи десятков хорошо оснащённых и подготовленных бойцов, инженеров и строителей, сменами от одного до двух месяцев. Можно подумать, что мост этот усиленно сторожат, так как он — лакомый кусок для рейдеров, ведь именно там караваны наиболее уязвимы, но основную головную боль гарнизону доставляли не рейдеры, и даже не обитатели обезлюдевшего Тольятти, коих хватало. Главная опасность для моста и его храбрых защитников таилась в тёмных холодных водах реки. Лет семь назад мост был сильно повреждён непонятной силой, а гарнизон бесследно исчез. Ну, как бесследно... Остались следы крови, пуль, россыпи стреляных гильз повсюду, но ни одного тела так и не нашли. Ни одного из тридцати. В те годы гарнизон был помельче, усилили его как раз после таинственного исчезновения. И тут началось. Атаки происходили ночью или ранним утром, одновременно с нескольких направлений, абсолютно бессистемно, и потому всегда неожиданно. Твари, лезущие из Волги, походили на антропоморфных рептилий. Рассказывали, что у них есть жабры и перепонки между пальцами, бритвенно острые когти, а головы плоские, словно у жаб. Но рассказами всё и ограничивалось, ни одного трупа захватить не удалось. По словам защитников моста, скользкие выродки — мало того, что чертовски живучи и невероятно быстры — едва испустив дух, тут же превращались в лужу гнилостной жижи. Не оставалось даже костей. Понятно, что при таких раскладах из укромных нор повылезало множество скептиков, обвинявших вахтовиков в инсценировках. Их не смущало даже наличие
С наступлением сумерек мы отыскали поляну и разбили лагерь. Оля сноровисто поставила палатку и пяток растяжек по периметру, а я занялся разведением костра, над которым вскоре закипел котелок. Стреноженные лошади самозабвенно жевали овёс в торбах, а мы сидели на бревне и уплетали горячую похлёбку, обдающую лица густым мясным паром.
— Уже думала, что сделаешь со своей долей? — облизал я ложку и налил добавки.
— Нет ещё, — легкомысленно ответила Ольга.
— Как так? Знаешь про центнер золота и не строишь на него планов? Не верю.
— Может, отложу на старость.
— Серьёзно?
— А что? Ты же откладываешь.
— Не хочу тебя огорчать, но старость нам вряд ли светит. И откладываю я не на неё, а на пароход.
Оля прыснула со смеху и уделала похлёбкой мой ботинок.
— Не вижу в этом ничего смешного, — устранил я загрязнение снегом.
— Пароход! — выдохнул Ольга, нахохотавшись. — А чего не аэроплан?
— На борту аэроплана будет крайне затруднительно организовать бордель с казино.
— Ах, вон оно что. Амбициозный проект. И где плавать будешь?
— Для начала по Оке, а там, может, и на Волгу подамся. Ты подумай — недельный круиз с лучшим сервисом на земле. А главное — взошедшему на борт от услуг уже никак не отказаться, остановок не делаем, шлюпок не предоставляем.
— Умно. Чертовски умно. А ты не думал, что это может отпугнуть клиентов? Ну, я о том, что найдётся не так уж много душевнобольных, желающих на неделю изолировать себя в компании охотника на людей.
— Легендарного охотника на людей, — внёс я важное уточнение. — Кроме того ты забываешь о шлюхах, картах и бухле, а они привлекут хоть к чёрту на вилы.
— Ладно. Но чем твой плавучий бордель будет лучше обычных, сухопутных борделей? Там ведь всё то же самое.
— Вот сразу видно, что опыта в этом деле у тебя ноль. В борделе ведь что главное?
— Секс? — ответила Оля нерешительно.
— Покой. Покой и отстранённость от всего сущего, кроме той его части, что приносит удовольствие. Сексом можно и в подворотне заняться, но это всё равно, что перехватить пирожок вместо ужина в ресторане при свечах. И никому не нравится, если посреди этого ужина к нему врываются жёны, любовницы, кредиторы, недовольные клиенты, друзья-товарищи и прочая нечисть, норовящая разрушить и без того зыбкое ощущение счастья. У меня подобные досадные недоразумения будут попросту исключены. Если только мой плавучий храм наслаждений не подвергнется обстрелу с берега. Но на этот случай предусмотрены броня и пулемёты.
— Хорошо, — покивала Оля, обдумав услышанное. — Но как ты собираешься набирать клиентов? Смотри, в обычный бордель страждущие идут сами, а в твой можно будет попасть с причала раз в неделю. Станешь объявления расклеивать?
— Почему нет? Вначале возьму низкими ценами, а потом, когда слава о моём несравненном «Альбатросе» разлетится по городам и весям, выйду на прибыль. Так оно и работает.
— Альбатрос — морская птица.
— Да похер, звучит-то здорово.
— Кол — капитан «Альбатроса», — произнесла Оля, глядя в тёмное небо. — И всё, вот так уйдёшь из дела?