Президент от мафии
Шрифт:
Райан сразу же заметил возникающее ощущение святости места… Его окружала религиозная история… Иудеи, христиане, мусульмане. Они прошли мимо Стены плача. Над ней возвышался купол мечети Омара.
– Так странно… Как будто ты в церкви, – заметила Люсинда, вторя мыслям Райана.
– Только в двух городах мира возникает это ощущение, – объявил Коул, – в Иерусалиме и в Ватикане.
Они прошли по извилистой, полной людей улице и наконец нашли нужный номер дома.
Здание оказалось трехэтажным, парадная дверь из покрытого олифой дерева благодаря жаре с
Коул постучал в дверь, и через минуту на балконе показалась пожилая женщина в косынке. Она что-то крикнула им на иврите.
– Извините, мэм, – проорал в ответ Каз, – я не говорю по-еврейски.
– На иврите, ты, сыщик хренов, – поправил его Коул.
Женщина скрылась, а на балконе появилась девочка лет двенадцати.
– Да? Что вам угодно?
– Мы ишем Мишаму Бах. Мы друзья ее покойного мужа.
Девочка поговорила с кем-то, кто стоял у нее за спиной, потом снова взглянула на них.
– Одну минуту, – сказала она и ушла.
Через некоторое время дверь открылась, и перед ними предстала Миша. Высокого роста, крепкого сложения, одетая в свободную одежду. Ее седые, стального оттенка волосы были убраны в пучок на затылке. Хорошее строение спасло лицо, носившее следы разочарования и прожитых лет. Самым лучшим в ней остались темно-карие глаза. Коул представил ее в молодости и решил, что жена прокурора, вероятно, была достаточно красива.
– Я – Миша Бах, – в ее английском слышался легкий британский акцент.
– Меня зовут Коул Харрис. Я знал вашего мужа и восхищался им. Не могли бы мы зайти на минуту? Мы проделали далекий путь.
Женщина выжидательно посмотрела на остальных. Коул представил своих спутников. Пожав всем руки, вдова Гавриэля Баха предложила им войти. Они прошли в дом и поднялись следом за ней по узкой лестнице в квартиру на втором этаже.
– Это дом моей невестки. Бедняжка была очень больна, поэтому я провела здесь несколько последних месяцев, ухаживая за ней.
Квартира оказалась маленькой, но чистой. Портреты героев Израиля в рамках стоически смотрели вниз с белых оштукатуренных стен – Давид Бен-Гурион, на фоне израильского флага, Менахем Бегин перед зданием кнессета. На почетном месте красовался портрет Гавриэля Баха в мантии члена Верховного суда.
– Моя невестка очень гордилась своим братом. Перед смертью он стал Верховным судьей, – пояснила Миша, заметив, что Райан разглядывает портрет. – Она спит в спальне. Позвольте, я закрою дверь. – Женщина прошла через комнату, закрыла дверь в спальню, а Коул широко улыбнулся. Он оказался в привычном амплуа искателя новостей, которое Казу, после четырех месяцев общения с ним, начало внушать отвращение.
– Миссис Бах, ваш муж был одним из великих юридических умов среди всех тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я освещал процесс Мейера Лански в 1971 году. Гавриэль сослужил большую службу государству Израиль. Вполне возможно, это был решающий шаг для его выживания.
– Благодарю вас. Но я не помню, чтобы он хотя бы вскользь упоминал о вас, мистер
– Что ж, я был всего лишь одним из его почитателей. Мы много раз говорили с ним, и мое уважение к нему только росло, потому что никогда он не поступался своими убеждениями ради результата. Ваш муж был человеком, у которого всем нам следовало бы поучиться. Человек с такой душой, так глубоко чувствующий, с такой приверженностью моральным принципам, что он заставил меня самого пересмотреть свои жизненные цели и мотивы моей карьеры после встречи с ним. – Голос Коула драматически задрожал.
Каз, Райан и Люсинда неловко переминались с ноги на ногу в маленькой комнате.
– Вы должны были очень хорошо знать его, чтобы это понять.
– Недостаточно хорошо. И именно поэтому я проделал весь этот путь, чтобы поговорить с вами, миссис Бах. Я пишу большую серию статей для журнала «Тайм» под общим названием «Незаметные герои». Я выбираю по одному невоспетому герою в пяти странах… Людей, которые изменили историю своей страны… Может быть, даже ход истории… Людей, служивших человечеству и не получивших особого признания и восхваления. И из-за того влияния, что Гавриэль оказал на мою жизнь, я выбрал его в качестве моего героя из Израиля. – Коул уже вышел в космическое пространство, свободно накручивая витки по орбите вокруг сложного клубка ерунды.
Миша Бах сложила руки на коленях и нагнулась вперед, к Коулу, словно боялась пропустить хотя бы одно его слово.
– Чем я могу помочь?
– Знаете ли вы о том, что в свое время он заключил сделку с Министерством юстиции США перед процессом Лански, и в результате этой сделки израильским ВВС были переданы четыре самолета «Фантом F-4»?
Женщина покачала головой.
– Я знаю, что перед судом муж ездил в Вашингтон, но он никогда ничего не рассказывал мне о своих делах.
– Мне нужны доказательства этого исторического соглашения, иначе мой издатель не опубликует эту часть моей статьи.
– Я не представляю, чем я могу помочь…
– Существовал металлический чемоданчик, и я полагаю, что именно в нем хранились доказательства этой сделки. Его оставили в распоряжении Гавриэля после суда…
– Как выглядит этот чемоданчик?
– Он металлический, примерно раза в два больше обычного «дипломата». – Коул показал жестом размеры. – Серебристого цвета, с серебристой ручкой…
– Так вот что лежит в моей кладовой над гаражом. Это в моем доме в Херзелия Питуа. Он там пролежал многие годы.
– Правда? – удивился Каз, пораженный этим заявлением. Со все возрастающим уважением он подумал: «Этот противный мелкий мудозвон вроде как вот-вот все из нее вытащит».
Коул пребывал в восхищении.
– Я понимаю, что прошу слишком много, но не могли бы мы туда заехать и посмотреть?
– Никаких проблем. Ключ от гаража лежит под третьим цветочным горшком с левой стороны дома.
– Вы не будете возражать, если мы войдем туда?
– Да там и брать нечего. Только старые чемоданы и коробки, старый спортинвентарь. – Старуха улыбнулась Коулу.