Президент от мафии
Шрифт:
Он вышел за ними на солнечный свет и проследил, как они уселись в такси. Машина слилась с потоком транспорта и направилась в сторону Тель-Авива. Ахмад помахал рукой, и его взятый напрокат синий автомобиль «мицубиси» с двумя мужчинами внутри подкатил к тротуару. За рулем сидел Фрайдек Мицек, немецкий террорист, чья идеологическая целеустремленность была подпорчена любовью к деньгам. С Призраком он работал не раз, в те старые времена, когда ЦРУ занималось тайными убийствами. Фрайдек был отличным помощником. Описать его не представлялось возможным, настолько средним он был во всем, за исключением его стремления к насилию. А на
Они все говорили по-английски. Ахмад указал на машину с американцами:
– Держись поближе… Такси очень легко потерять.
Фрайдек прибавил скорость и последовал за «субару» в Город Зеркал.
Глава 58
Город зеркал
Скоростное шоссе незаметно спускалось вниз, направляясь на восток к Тель-Авиву. На юге зубчатая кромка берега обрамляла бухту Яффа, где в 1882 году высадились первые сионисты. Старинные каменные здания словно стражи стояли на берегу, купаясь в навевающей сон жаре. Тель-Авив вырос из предместья Яффы.
Такси ехало все дальше, и скоро они очутились на окраинных, мощеных улицах города. Тель-Авив оказался таким же современным, как Лос-Анджелес и таким же старинным, как Библия. Он отражал самое лучшее и самое плохое, настоящий Город Зеркал.
Машина проехала по Шенкин-стрит и свернула на Элленбай-роуд. Очень скоро они остановились перед отелем. «Карлтон» представлял собой пятиэтажную архитектурную ошибку, разместившуюся, как оказалось позже, в деловом квартале, когда сам город разросся к северу. Журналисты любили эту гостиницу, потому что она находилась в центре, телефоны здесь работали надежно, и вы могли напиться двумя-тремя рюмками в «международном баре», где всем обладателям пропуска с надписью «пресса» сразу наливали двойную порцию.
Райан протянул наличные, и они получили два номера. Через пять минут они уже были наверху в крошечном номере Каза и Коула, чье окно выходило на лавочки на Элленбай-роуд. Старый кондиционер с кашлем и свистом гнал в обшарпанную комнату тепловатый воздух. Коул сидел на кровати, вооружившись телефоном, и пытался разыскать кого-нибудь из местного бюро Рейтер, кто мог бы им помочь. Судя по всему, никто из старых сотрудников здесь больше не работал. Он набрал номера телефонов пятерых журналистов, но они уже уехали из Тель-Авива, и тут вспомнил о фотожурналистке Наоми Зур, американке, к которой он всегда был неравнодушен. Коул несколько месяцев пытался ее завлечь, но она любила израильского полковника. Телефон прозвонил несколько раз, и Коул услышал знакомый хрипловатый женский голос:
– Фотоотдел. Говорит Наоми Зур.
– Я пытался надеть на себя этот бурнус и не могу вспомнить… Ты заворачиваешь восточный конец под тюрбан или свешиваешь его за ухом и закручиваешь сзади? – произнес Харрис, вспомнив то время, когда они вдвоем пытались пробраться в лагерь палестинских беженцев, чтобы раздобыть материал. Из Коула получился настолько плохой араб, что их едва не убили.
– Господи, Коул… Если ты вернулся, я немедленно обеспечу тебе перевод.
– Эй, Наоми, все было не так уж плохо. Как насчет ленча внизу в ресторане в «Колбо Шалом»?
Штаб-квартира агентства Рейтер располагалась над одним из крупнейших торговых
– Кто платит? – Наоми вспомнила, что Коул прославился тем, что никогда не платил по счету.
– Именно поэтому они и кладут спички в пепельницы, Наоми, чтобы люди могли тянуть жребий. – А потом он ничего не смог с собой поделать и все-таки спросил:
– Кстати, как поживает Ури?
– Он погиб. Противопехотная мина, – ровным голосом ответила женщина.
– Прости меня. – Коул вспомнил грубоватую красоту израильского героя войны, рисковавшего своей жизнью бессчетное количество раз. – Увидимся через час… На этот раз плачу я.
Коул спрыгнул с кровати, схватил свой светлый пиджак и направился к двери.
После ухода Коула Райан и Люсинда отправились в свой номер, расположенный дальше по коридору. А Каз долго сидел на кровати, задумавшись. Он решил, что им следует придерживаться определенных правил. Интуиция подсказывала ему, что бродить по Тель-Авиву безоружными небезопасно. И глупо. Он решил, что купить оружие в столице Израиля не окажется слишком трудным. Каз закрыл дверь и пошел к Райану, чтобы взять у него наличные. У двери он задержался и услышал какой-то звук. Каз понял, что это стонет Люсинда. Короткие вздохи сопровождались легким постукиванием спинки кровати о стену. Каз, озабоченный ее безопасностью, уже поднял руку, чтобы постучать, но в последний момент спохватился.
«Господи, – подумал он, – я так давно ни с кем не спал, что почти забыл знакомую музыку». Каз решил найти дилера и привести его в отель. Несколько минут спустя бывший агент ФБР уже вышел на шумную улицу.
Ахмад Джарар разглядел его с переднего сиденья «мицубиси» и пошел за ним пешком.
Ресторан в «Колбо Шалом» располагался на втором уровне и смотрел на гавань. Еду предлагали интернациональную, а клиентами были исключительно деловые люди.
Коул распознал четыре или пять иностранных языков, тон и интенсивность переговоров казались весьма напряженными. Повсюду лежали бумаги, звонили сотовые телефоны, пока официанты разносили по столам кресс-салат и шиш-кебаб на оловянных подносах.
Тель-Авив стал Меккой делового мира, где зарождающаяся восточная демократия расправляла свои крылья на ветру израильского финансирования.
Наоми Зур вошла в зал. Простая спортивная куртка. Блузка завязана узлом на талии. Темные волосы собраны в пучок на затылке. Косметикой она не пользовалась. Ростом пять футов и почти девять дюймов, Наоми Зур в самом деле была поразительной женщиной. Она заметила Коула и, блестя черными глазами, направилась к нему. Они обнялись, их глаза оказались на одном уровне. Наоми пожала Харрису руку, и только потом села напротив него.
– Ты выглядишь как модель с обложки журнала «Вог», вариант для пустыни.
– Ты такой долбаный лжец, Коул, но все равно спасибо. – Женщина улыбнулась и схватила меню. – Значит, ты платишь?
– Ты можешь съесть все, что угодно, но уложиться должна в десять американских долларов.
– Тогда нам лучше ограничиться корзинкой с хлебом.
– Мне жаль, что Ури погиб.
– Спасибо. Он умер… А мы должны идти дальше. – Это было так характерно для израильтян. Она не собиралась на этом задерживаться или делить свою боль с кем-то еще. Наоми не просила сочувствия и не хотела его.