Презумпция невиновности

Туроу Скотт

Глава 22

В Соединенных Штатах прокуроры, ведущие уголовные дела, не могут подавать апелляционные жалобы. Таков принцип, установленный Верховным судом страны. Обжаловать решение судьи имеют право только адвокаты, причем любого уровня: профессионалы и ремесленники; новички в костюмах из синтетической ткани, защищающие тех, кто уклоняется от налогов, и магнаты от юстиции, ведущие тяжбы крупных банкротов; крикуны, специализирующиеся на бракоразводных процессах, и уравновешенные рассудительные знатоки вроде Сэнди; дорогостоящие защитники наркоторговцев-рецидивистов и представители крупных юридических компаний, которые на слушание даже мелких дел являются попарно. Какое бы высокое положение ни занимал обвинитель, какие бы полицейские силы ему ни

подчинялись, какую бы поддержку со стороны присяжных заседателей он ни имел – он обязан безропотно выслушать то, что скажет под занавес судья.

Нигде этот принцип не соблюдался так неукоснительно и строго, как в зале, где правил бал судья Ларрен Литл – хитроватый, высокообразованный и на основании собственного опыта не склонный принимать на веру обвинение, выдвинутое от имени «народа» нашего штата. Он двадцать лет был адвокатом, неизменно высмеивая, понося и укладывая на обе лопатки прокуроров и полицейских. Приобретенные навыки пригодились ему в судейском кресле. Кроме того, Литл прошел «полный курс обучения» в черных кварталах. Зло, насилие и несправедливость, которые ему доводилось видеть на улицах, стали для него своего рода энциклопедией. У него, можно сказать, выработался условный рефлекс принимать решения против штата. Они с Реймондом Хорганом вели нескончаемый поединок, но года через три-четыре Реймонд перестал сам приходить в суд. Не было случая, чтобы они отчаянно не сцепились, после чего Ларрен еще более решительно стучал молотком, объявляя перерыв, и противники удалялись выпить мировую.

Мы со Стерном входим в зал заседаний. Сидящему в председательском кресле судье Литлу докладывают о состоянии намеченных к слушанию дел. Когда я его вижу, у меня возникает впечатление, будто на него направлен луч прожектора. Среди множества людей видишь только его – привлекательного, подвижного, внушительного. Судья Литл – крупный мужчина, ростом под метр девяносто, широк в кости. Известность пришла к нему в университете, где он учился, получив поощрительный грант, хотя не столько благодаря успехам в занятиях, сколько выдающейся игре в футбольной и баскетбольной командах. У него густые курчавые волосы, уже сильно тронутые сединой, большое лицо, огромные руки. Он великолепный оратор, и его громкий голос легко перемещается от одного регистра к другому по всему мужскому диапазону. Даже внешность выдает его мощный интеллект. Одни говорят, что Ларрен спит и видит себя федеральным судьей, другие утверждают, что он поставил себе целью занять место Олбрайта Уильямсона, конгрессмена от штата, расположенного к северу от нашей реки, когда почтенный законодатель перестанет сопротивляться намерениям Ларрена. А перспективы роста и вовсе сделали его одной из ключевых фигур на местной политической арене.

К судье Литлу нас вызвал секретарь суда, позвонивший вчера утром. Поскольку два дня назад нами были представлены заявления и ходатайства, его честь пожелал познакомиться с обстоятельствами дела. Я подумал, что он собирается принять решение по некоторым нашим просьбам и, возможно, обговорить дату начала процесса.

Мы с Сэнди молча ждем, когда судья освободится. Кемпа в зале нет. Весь вчерашний день мы провели втроем. Я рассказывал моим защитникам все, что знаю о свидетелях, которых собирается вызвать Нико. Стерн задал мне несколько вопросов, точных и по существу. Он так и не спросил, спал ли я с Каролиной в тот вечер и вообще был ли у нее и не у меня ли находится орудие убийства. На все эти вопросы я уже ответил отрицательно.

Я разглядываю присутствующих. Опять полно репортеров, хорошо, хоть художников нет. Судья Литл обращается к журналистам предельно вежливо. Для них вдоль западной стены специально поставлен стол. Перед принятием любого сколько-нибудь важного решения он посылает в отведенную для них комнату человека. В зале, где будет решаться моя судьба, великолепный интерьер. Кресла присяжных заседателей отгорожены перилами из ореха, под стать перилам – изящные стояки. Свидетельская кафедра выдержана в том же стиле. Она установлена перед возвышением, на котором стоит кресло для судьи. Над ними – ореховый навес, опирающийся на две колонны из красного мрамора. Вплотную

к возвышению примыкает стол для секретаря суда, судебного пристава и стенографиста, чья обязанность – записывать каждое слово, сказанное на открытом заседании. Перпендикулярно к судейскому столу – два ореховых стола на тонких ножках: один – для представителей обвинения, другой – для защитников. По традиции обвинители сидят на той же стороне, что и присяжные заседатели.

Наконец с другими делами покончено, объявляется мое. Некоторые репортеры подбираются к столу защиты, чтобы лучше слышать. Перед судьей Литлом выстроилась группа юристов, в их числе – я. Стерн, Мольто и Нико называют свои имена. Сэнди свидетельствует мое присутствие. Томми с ухмылкой смотрит на меня. Он наверняка слышал о нашей встрече с Реймондом.

– Джентльмены, – начинает судья Литл. – Я пригласил вас сюда, чтобы подготовиться к процессу. У меня есть несколько заявлений от защиты, и я готов, если не возражает обвинение, принять по ним решение.

Томми что-то шепчет в ухо Нико.

– У нас только одно возражение, – говорит тот. – Мы против отвода мистера Мольто.

Естественно, думаю я. На него вкалывает целое учреждение, а сам он по-прежнему как огня боится написать что-нибудь сам.

Ларрен говорит, что он оставит ходатайство об отводе мистера Мольто напоследок, хотя у него есть кое-какие соображения на этот счет.

– Итак, первое ходатайство. – Ларрен перебирает лежащую перед ним стопку бумаг. – Незамедлительно назначить день начала суда. Сейчас, как известно обвинителям, завершается «Дело о Родригесе», и у меня будет двенадцать свободных дней, ровно через три недели. – Ларрен смотрит на календарь. – Следовательно, восемнадцатого августа. Мистер Стерн, вас устраивает эта дата?

Приятная неожиданность. Мы думали, это дело будет отложено до осени. Сэнди, знаю, придется бросить все остальные дела, но он не колеблется.

– Абсолютно, ваша честь.

– Обвинение?

Нико сразу же заюлил: мол, у него на это время намечен отпуск, мистер Мольто будет занят; кроме того, необходимо собрать дополнительно доказательства.

И тут происходит чудо. Началось извержение Везувия.

– Нет, мистер дель Ла-Гуарди! Я не желаю этого слышать, сэр! – Никогда не знаешь, что ожидать от Ларрена. – Против мистера Сабича выдвинуто серьезнейшее обвинение – обвинение в убийстве. Что может быть хуже? И кто обвиняется? Профессиональный прокурор. Один из лучших прокуроров. Вы знаете, почему мистер Стерн настаивает на скором суде. Это ни для кого не секрет. Мы всю жизнь рассматриваем уголовные дела. Мистер Стерн изучил ваши доказательства, мистер дель Ла-Гуарди, и находит, что они недостаточны. Может быть, он не прав. Я не знаю. Но я знаю другое. Нельзя допустить, чтобы обвинение висело над мистером Сабичем как дамоклов меч. Никоим образом, сэр!.. Суд начнется ровно через три недели, считая сегодняшний день.

Не спрашивая разрешения, я плюхаюсь на стул у стола защиты. Стерн оборачивается и улыбается едва заметно.

По губам Ларрена тоже скользит улыбка. Ему плохо удается скрыть удовлетворение, когда выпадает случай лягнуть прокурора.

– Что у нас тут еще? – говорит Ларрен и переходит к нашей просьбе предоставить для осмотра вещественные доказательства. Все до единого, как и положено.

Томми начинает уклончиво рассуждать о злополучном стакане. Он напоминает его чести, что на обвинении лежит тяжелая обязанность – обеспечить полнейшую сохранность вещественных доказательств, что трудно гарантировать, если стакан будет вынесен из хранилища.

– М-м… Что защита намеревается сделать с этим стаканом?

Я вскакиваю на ноги:

– Я просто хочу посмотреть на него, ваша честь!

Во взгляде Сэнди я читаю укор. Движением руки он сажает меня на стул. Мне еще предстоит зарубить себе на носу, где и когда можно говорить, а где и когда нельзя.

– Замечательно, – говорит судья. – Мистер Сабич хочет просто посмотреть на бокал, вот и все. У него есть на это право. Обвинение обязано показать это вещественное доказательство. Знаете, я подумал и, кажется, понял, почему мистеру Сабичу нужно внимательно осмотреть стакан. Просьба удовлетворяется.