Презумпция невиновности
Шрифт:
Повисает долгое молчание.
– Мы должны принять ситуацию такой, какая она есть. Позади у нас неплохой день. Все улики поставлены под сомнение. Мы нанесли обвинению удар, от которого оно может не оправиться. Мой профессиональный совет тебе: не свидетельствуй. Это повышает твои шансы на оправдательный приговор.
Вместе с тем позволь напомнить, что последнее слово – за тобой. Я твой адвокат и готов представить твои показания с полной убежденностью независимо от того, что ты намерен сказать. Само собой разумеется, ты не должен принимать решение немедленно, но над ним пора подумать. Подумать, не упуская из
Через полминуты Сэнди ушел – в безукоризненном фраке, снятом с вешалки, и с завязанным галстуком. Его речь словно отрезвила меня. Такой сердечной близости между нами еще не было.
Я иду по коридору в конференц-зал, чтобы выпить еще один бокал шампанского. В кабинете Кемпа горит свет – Джейми работает. Я захожу к нему, и в глаза бросается плакат, приклеенный к стене над картотекой. На ярко-красном фоне изображен молодой человек в переливающемся блестками пиджаке, с гитарой в руках. Фотограф снял его в тот момент, когда он резко качнулся в сторону, так что волосы у него встали дыбом и голова сделалась похожей на одуванчик. По диагонали плаката протянулась надпись большими белыми буквами: «Галактика». Мало кто узнает в этом плейбое Джейми Кемпа, каким он был десять лет назад.
– Напрасно я втравил тебя в эту историю. Босс разгневался. Ты уж прости.
– Брось, я сам виноват. Садись, – указывает Джейми на стул. – Порядок Стерн любит больше всего на свете.
– И юриспруденцию. Как он их сегодня разделал!
– Ничего подобного я за двенадцать лет не видел. Когда вы заполучили эти материальчики?
– Насчет вскрытия Сэнди в воскресенье вычитал. А данные от гинеколога вчера получил. Знаешь что? Босс считает, что Кумачаи просто дал маху, потому что все через заднее место делает. Получил результаты от химика, а при вскрытии якобы забыл. Я лично в это не верю.
– Нет? Какая же у тебя версия?
– Что все подстроено.
– Я давно об этом подумал.
– А я все время так считал. Тебе известно, чьих рук это дело?
– Если б было известно, то уж кому-кому, а своим бы адвокатам я сказал.
– Может быть, это Мольто?
– Может быть. Очень даже вероятно.
– Но зачем он это сделал? Чтобы ты не разобрался с той папкой? «Папкой П.» – так ты ее называешь?
– Да. «Папка П.».
– Он, конечно, понимал, что ты скажешь о ней, если будешь давать показания. Странно все это. До чертиков странно.
– Ничего странного нет.
– Ты о чем?
– О том, что узнаю сегодня ночью.
– А что будет сегодня ночью?
Я качаю головой. Наша затея с Липранцером должна оставаться только между нами.
– Займешься самодеятельностью?
– Вот именно.
– Смотри, будь осторожен. Не давай дель Ла-Гуарди никакого повода.
– Не боись! – заверяю я Джейми. – Я знаю, что делаю.
Я желаю Джейми спокойной ночи и иду выпить бокал шампанского.
Глава 34
Подобно Санта-Клаусу или лешему, Дэн Липранцер прибывает ко мне домой вскоре после полуночи. Барбара в ночном халатике встречает его на пороге. Лип оживлен, у него хорошее настроение.
Ожидая его, я не сомкнул глаз – спать не хотелось. Перед моим мысленным взором чередой проходили события дня, и первый раз за много месяцев я почувствовал нечто большее, чем зарождающуюся надежду
– В городе ходят несуразные слухи, – заводит беседу Лип. – Перед отъездом из управления перекинулся парой слов с одним парнем. Ему только что Том Гленденнинг звякнул – болтают, будто Делягарди поговаривает о прекращении дела. Томми, натурально, рвет и мечет, ломает голову, что бы еще такое придумать. Нет, ты представляешь?
– Представляю. Очень может быть.
– Ну а какая каша в суде заварилась?
Я начинаю рассказывать о перекрестном допросе Мясника, но Лип перебивает меня:
– Это я уже знаю. Не пойму только – он что, лапшу на уши всем вешал? Да ладно, хрен с ним. Кумачаи, считай, уже древняя история. В управлении говорят, что на следующей неделе его отстраняют.
Барбара выходит на крыльцо проводить нас:
– Будьте осторожны.
– Ну, куда двинем? – спрашиваю я, когда мы уселись в машину.
– А ты догадайся, – предлагает Лип, отхлебывая кофе из второй кружки, которую Барбара дала ему в дорогу.
В гости, конечно, поздно или рано – как посмотреть. Зато глухая ночь – самое подходящее время, если хочешь кого-то разыскать, поскольку все более или менее нормальные люди спят. Этому меня научило долгое общение с полицией.
– Что он собой представляет, твой Леон? – говорит Лип.
– Понятия не имею. Из письма видно, что у него есть какая-то работа, которой он дорожит. Впрочем, не знаю. Может, он рестораном владеет или театральной труппой. Не знаю.
– Он белый?
– Вероятно, да, и обеспеченный.
– А вот и нет, – ухмыляется Лип.
– То есть как нет? Хватит валять дурака, давай выкладывай.
– Держись за землю. Он из «Ночных ангелов».
– Да ну?!
– Факт. На нем столько висит, писать никакой бумаги не хватит. В отделе по борьбе с организованной преступностью данных о нем накопилось – куча. Он у «Ангелов» теперь начальник. Не помню, как называется. Занимает два этажа в одной новостройке. Вот уже много лет там. Есть, правда, у него слабость. В городской парк бегает – сам понимаешь зачем… Узнай об этом его крутые дружки, не поздоровилось бы твоему Леону. Есть у нашего Можоле информатор, веселый такой мужик. Его Эдди зовут, учителем в средней школе работает. Так вот, этот Эдди все сведения на него дал. Похоже, они с Леоном давно знакомы. Леон даже учился у него. Ставлю девять против одного, что письма пишет.
– Сукин он сын. Так куда едем? На Грейс-стрит?
– На Грейс-стрит.
От одного названия этой улицы холодок пробегает по спине. Я бывал там несколько раз с Кеннили часа в три-четыре ночи, самое «безопасное» для белого человека время.
– Я позвонил ему, – говорит Лип. – Богато живет, подонок. Все, кстати, записано на его имя. Так вот, звоню ему – это примерно час назад было, – говорю, что распространяю подписку на газеты. А он мне: не надо, не интересуюсь. С кем, спрашиваю, говорю, не с Леоном Уэллсом? С ним, отвечает, приезжай.