Презумпция виновности
Шрифт:
Не может быть такого, чтобы он ни в кого не попал!.. Два отверстия в заднем стекле как раз напротив подголовников заднего сиденья… остальная очередь ушла в небо… Но не может же такого быть, чтобы эти две никого не зацепили!
А он хотел убить! Он хотел, чтобы кожаный салон проклятого «Мерседеса» стал скользким от горячих мозгов этих гадов!..
– Саша-а! – кричал сержант, на непослушных ногах спускаясь с лестницы. – Саша, ты подожди, Саша…
Дать бы еще пару очередей… Эх, соскочить бы с лестницы, повалиться на пахнущий выхлопными газами лед и улечься поудобнее!.. Короткими, по два патрона, больше не надо… Раз пять по два, как бы это сейчас пригодилось…
Сержант, спустившись наконец-то с этой уродливой, похожей на паутину гигантского космического паука лестницы, пошел к офицеру. Он шел, его ноги подламывались.
– Саша… – позвал он еще издали. – А, Саша…
Автомат, который он продолжал волочить за распущенный ремень по асфальту, скреб лед и шипел пламегасителем. Потом на землю упал и ремень.
– Саш, ты это брось… Ты охерел, что ли?.. А свадьба моя как… Ты ж сви… Сорвать хочешь…
Он подломил ноги в коленях, взял офицера за затылок и аккуратно положил себе на колени. Потом подумал, дотянулся до шапки и стал надевать ее на голову старлея.
А потом принялся трясти, словно стараясь разбудить. Сначала вежливо, как денщик трясет за плечо спящего генерала. А потом уже сильнее, боясь все больше и больше.
– Ты это, не бормочи чего попало… Кирилл… Я не Кирилл. Ты силы береги… – Сержант не смотрел в лицо друга, он смотрел в небо. Над головою его, медленно переставляя копыта, брел трехгорбый верблюд. – Сроду не видел таких уродов… Сейчас мы тебя в больницу… капелек там каких…
Его кто-то отрывал от старлея, отрывал настойчиво, прикладывая к этому силу, но он упрямо держал офицера одной рукой за клапан кармана, разбухшего и пропитавшегося кровью, а второй намертво сжимал за серый воротник его куртки.
И все-таки их расцепили. Двое каких-то мужиков, один из которых потом показался знакомым, подняли старлея, быстро занесли в «Волгу», и та, развернувшись на дороге «полуплугом», как горнолыжник, пересекший финишную черту, помчалась обратно в город.
Сержант встал, поднял автомат, направил в сторону Москвы и опустошил магазин.
– Не нужно, малыш, – сказал кто-то, кладя на цевье сильную руку. – Уже не достать.
Сержант дошел до лестницы, сел на ступеньку, посмотрел на кровавое, еще не успевшее подернуться мрамором пятно у самого края дороги и положил голову на локти. И заплакал.
Если никто не видит и горе не сравнимо ни с чем, мужчине плакать можно.
Глава одиннадцатая
Забрав у сержанта автомат, Кряжин быстро отстегнул магазин, посмотрел в его нутро и чертыхнулся. Хотел бросить и то и другое себе под ноги, но потом, кинув последний взгляд на сержанта, передумал. В два шага приблизившись к гаишной машине, он бросил оружие на заднее сиденье и посмотрел на замок зажигания.
Через несколько мгновений, повернув ключ, чертыхнулся вторично: двигатель красной в синюю полосу «шестерки» не заводился, наверное, с самого утра – с того времени, когда эти двое приехали на пост.
Двигатель орал, как разбуженный медведь, гнаться на нем за двухсотсильным «мерседесовским» не представлялось никакой возможности, и советник, ругаясь уже вслух, рывком выдернул из кармана телефон.
– Сидельников! Сидельников, что там у вас?..
– Он мертв, Иван Дмитриевич… Мы в двух шагах от больницы, но
Оттянув пальцами воротник рубашки, советник дернул щекой и покрутил подбородком.
– Отдайте лейтенанта врачам и сразу на КПП. Здесь никакой сержант и холодная, как смерть, «шестерка».
– Мы будем через двадцать минут! – раздалось опять где-то вне эфира.
– Двадцать… – Кряжин пожевал губами, сунул в них сигарету и изменил распоряжение: – На КПП подберите сержанта и гоните в сторону Москвы. Если буду где сворачивать, оставлю маячок. Ты понял меня, Игорь?
Он понял.
– И передай Желябину… Словом, чтобы не причитал и господа нашего понапрасну не тревожил. Это работа его была, лейтенантская… Прости меня, господи, нельзя сейчас иначе… – пробормотал он, уже укладывая трубку в карман. – Никак нельзя…
Он тронул машину, так и не успевшую прогреться для предстоящей работы, и бросил последний взгляд на застывшую фигуру милиционера. «Его брать с собой, это хлопот не оберешься, – подумал советник. – Вместо одного тела придется думать о двух…»
Этим и закончилось его присутствие на кровавом контрольно-пропускном пункте трассы Холмск – Москва. Осторожно переключившись со второй передачи на третью, он прислушался к работе двигателя. Кажется, машинка приработалась… И включил четвертую. Она пошла мощнее, выжимая из себя все, что можно выжать, до того, как умный водитель переключится на последнюю, пятую. И Кряжин, доведя двигатель до критической точки, включил рычаг до упора вправо, а потом до упора вперед.
«До Москвы двести сорок километров. Около десятка съездов к населенным пунктам и два поста ГИБДД. До столицы они не доедут в любом случае. Быть того не может, чтобы люди на КПП, будучи предупрежденными, их пропустили на всех блокпостах… – Советник поискал глазами по консоли и потянулся к ней рукой. – Где-то они должны вильнуть хвостом. Обязательно должны…»
Он включил магнитолу, перевел звук на минимум, а радиостанцию, наоборот, вывел на максимальный звук.
То, что неизвестные заторопились убраться из Холмска, его встревожило. Он, к примеру, не уедет отсюда до тех пор, пока не найдет груз Головацкого. И уедет лишь в том случае, если выяснит все, что его касается. Того же настроения придерживается, видимо, и параллельная сторона розыска. Но она вдруг засобиралась восвояси. Причин тому может быть, конечно, много. Но Кряжин упрямо гнал машину, уверенный в том, что его из Холмска без доведенного до конца дела не выгнала бы никакая причина. Ника-ка-я. Значит ли это, что параллельная линия розыска свою задачу по достижению цели выполнила?
Но мерзавцы стреляли в Пикулина и не попали. Кряжин видел его своими глазами в тот момент, когда с КПП пришло сообщение о том, что синяя иномарка выезжает из города. Пикулин, скорее всего, не самый лучший человек ни в стране, ни в Холмске, но когда бандиты стреляют в кого-то не из своего круга, к реноме «мишени» в глазах общественности это что-то всегда добавляет.
Что же произошло?
У поворота с покореженным указателем «Войцеховка» советник сбросил скорость и стал выискивать глазами свежий след поврежденного шипами льда. Он видел такой у места убийства четверть часа назад. Машина тяжелая, скорость большая, резина шипованная. Они торопятся и теперь знают, что до МКАД их будут встречать не один раз. А потому тормозить будут резко и сворачивать так же в запале. И им не до соображений о том, что после таких маневров остаются весьма четкие визуальные следы.