При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
— Спокойной ночи. — Я поставил часы на полпятого. Выключил свет. Натянул простыню, попробовал понять, мешает ли мне жжение… И почти тут же заснул.
Меня разбудили легкие толчки в плечо. Спать хотелось безнадежно. Но поскольку толчки продолжались, заставил себя приоткрыть глаза. Сашка… В неясном свете белело его лицо.
— М-мм, Сашка… Я сейчас, — промычал я.
— Серега, пора. Вставай.
— Ага… — Сделав усилие, я сел на кровати. Взялся ладонями за лицо. Что у меня с ним?.. Вспомнил: мазь. Интересно — подействовало? Посмотрел на Сашку. Он кивнул:
— Порядок.
В ванной, еще не очухавшись от сна, я долго всматривался в себя. Точнее, в кирпично-бурую маску, которой стало теперь мое лицо. Эффект был потрясающим: я действительно стал старше лет на двадцать. Причем действие мази было неодинаковым — в одном месте кожа пошла пупырышками, в другом казалась обожженной, в третьем покрылась неровными, типично старческими пятнами. Изменились и некоторые черты лица. Нос от общей припухлости казался еще меньше, губы — толще. Плеснул в лицо водой и снова посмотрел в зеркало. Сейчас я похож на крепкого загорелого старика. Поднял руки — кожа до запястий тоже побурела, съежилась.
В ванную заглянул Сашка, спросил:
— Не очень испугался?
— Да нет. Это точно сойдет?
— Точно. Идем стричься. Давай-давай. Времени нет.
Я уселся на кухне. Сначала Сашка действовал ножницами. Потом, намылив голову, тщательно выбрил остатки моих волос безопасной бритвой. Смочил одеколоном. Протянул парик. Я повертел его — волосы были седыми и короткими.
— Надевай осторожней, — предупредил Сашка. — Виски и затылок на липучке. Вообще же это — вершина искусства. Можешь убедиться.
Натянул на голову легкую шапочку. Разгладил. Места у висков и затылка сразу же прилипли к коже. Подошел к зеркалу. Сашка прав, парик можно смело считать вершиной искусства. У меня на голове топорщился самый натуральный седой бобрик. Сколько я ни вглядывался, так и не мог понять, где кончается моя кожа и начинается парик.
Сашка подал накладной живот:
— Последнее усилие… И учти, из гаража нужно выехать в полшестого. Кивнул на сложенные вместе белую рубашку и синие с тройными лампасами брюки от пижамы «Адидас», сверху лежали очки в черепаховой оправе.
— Для солидности. Не бойся, они без диоптрий. Обычные стекла…
Накинув рубашку, я с сомнением взял брюки. На живот они налезли с трудом, резинка натянулась до предела. Мой собственный пиджак на животе, конечно, теперь не сходился.
Взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрел не имевший со мной ничего общего человек лет пятидесяти. Такой человек мог быть начальником отдела снабжения. Или, допустим, директором кинокартины. Впрочем, он мог быть кем угодно.
— Есть хочешь? — спросил Сашка.
— Поем в дороге.
— В машине. Кстати, я тебе заварил чай в термосе. Надень кроссовки. Когда я надел кроссовки, сказал: — И послушай. Из моей квартиры выйдешь один. Выведешь машину, гараж запри. Ключ от гаража останется у тебя. Когда их отвезешь, внешность не меняй. В Москву возвращайся в том же виде — в парике, с животом и в очках. Как только въедешь в Москву, позвони мне из первого же телефона-автомата. Я скажу, что дальше. Без моих указаний ничего не делай.
— Ясно. Деньги понадобятся?
— Возьми полсотни. На всякий пожарный. —
— Как я их узнаю?
— Я их не видел. Зовут Юра и Женя. Других данных у меня нет. Им известно, что тебя зовут Игорь Кириллович. И что у тебя светло-серая шестерка.
— Считаешь, этого достаточно?
— А что еще нужно? Назовутся, посадишь. И возьми поесть. Возьми, возьми. В дороге можешь не купить.
Вместе сделали бутерброды с сыром и колбасой, положили их в два полиэтиленовых пакета. Сунув по пакету в боковые карманы пиджака, я прихватил термос, кивнул на прощание и вышел из квартиры.
Спутники
Ровно без пяти шесть я остановил машину у химчистки на Лесной. Улица была пуста. Через минуту к остановке, находившейся впереди, подошел трамвай. Сошло три человека. Никто из сошедших в мою сторону даже не посмотрел. Решив не ломать голову, я позавтракал. Завтрак был простым — я налил в крышку от термоса чай и достал из пакета бутерброд с сыром. Подумал: Сашка явно перебрал с предосторожностями. Меня давно уже раздражала его слабость — он любил темнить. Впрочем, плевать, я готов к самому утомительному пути. Парик и пояс с накладным животом особых хлопот мне не доставляют, из окошка со спущенным стеклом тянет утренней свежестью, я молод. И даже если на горизонте появятся заботы, они будут вполне устранимы. Ко всему прочему у меня есть Алена, при одной мысли о которой все становится прекрасным и легко достижимым. Конечно, Сашка излишне затемнился, но знаю совершенно точно — он никогда не подставит меня под удар. А это главное. Снова придя в хорошее расположение духа, включил магнитофон. В этот момент из остановившегося впереди трамвая выпрыгнули два парня.
На вид им было под тридцать. Один, довольно высокий, выглядел мягко-упругим. В его лице, в коротких темных волосах, даже в походке было что-то кошачье. Второй, коренастый длинноволосый блондин, если чем и выделялся, то только ровным густым загаром. Подождав, пока трамвай уйдет к Белорусскому, — мне показалось, парни ждали слишком уж долго, — оба перекинули через плечо спортивные сумки и двинулись в мою сторону. На высоком были застиранные джинсы, черная футболка и обвязанный вокруг горла серый пуловер. На коренастом — бежевые вельветовые брюки и голубая нейлоновая куртка.
Подойдя к машине, высокий пригнулся:
— Простите, вы Игорь Кириллович?
— Игорь Кириллович.
— Доброе утро. Я Юра, это Женя. Можно к вам?
Других Юры и Жени, способных предположить, что я — Игорь Кириллович, в природе существовать не могло. Я кивнул:
— Садитесь.
Пока они по очереди влезали в машину, я изучал их в зеркале. Самые обычные парни. Забравшийся последним коренастый Женя хлопнул дверцей и посмотрел на соседа. Тот пожал плечами. Поставил сумку под ноги. Мы довольно долго молчали. Наконец я спросил: