При невыясненных обстоятельствах (сборник)

Ромов Анатолий Сергеевич

— Гаева? Припоминаю. Этой Гаевой при мне не было, заболела.

— Вчера я был у нее дома. Она подтвердила, что написала записку. Даже объяснила, что эта записка означает. По ее словам, кто-то из руководителей ремонт на «Петропавловске» организовал липу по питьевым шнкам. «Золото» в ее записке — так сказать, образ.

— Что значит «кто-то»? — спросил Гнушев. — Она что, эта Гаева, не знает, кто?

— Знает, но назвать фамилию не захотела. По ее словам, она была с этим человеком связана. Согласитесь, вопрос тонкий.

—

Наверное, тонкий, — сказал Гнушев. — Но вообще-то можно было строже спросить.

— Она что, незамужняя? — поинтересовался Кусов.

— Незамужняя, двадцать семь лет, живет одна. Вчера я не стал выяснять подробности, подумал, дело терпит, поговорю на следующий день. Главное, есть ее показания, документы найду на заводе. Откуда я мог знать, что сегодня она исчезнет?

— Как понять? — спросил Кусов. — Исчезнет? Такое в наше время еще бывает?

— Бывает. Домой звоню — трубку не снимают. На работу не вышла.

— Подожди. Получается… — Кусов уставился в бумаги. — Получается, она исключительно важный свидетель, так, что ли? Кстати, сколько всего этих руководителей ремонта?

— Пять. Двое заводских, один наблюдатель Морторгтранса, двое из плавсостава. Заводских мы сегодня опросили — Чернягина и Ермакова.

— Ермаков. — Кусов помолчал. — Вроде бы примерный семьянин. На роль похитителя не подходит. Я к тому, если он с ней сбежал. Жена, трое детей.

— Чернягин тоже не из той категории, — заметил Гнушев.

— И все-таки деться некуда. Надо выяснять, мог ли кто-то из них быть связан с Гаевой.

— Хорошо, — согласился Кусов. — Ермаков за мной.

— Беру Чернягина, — хмыкнул Гнушев.

— Вы с ними уже беседовали, подход найдете. На судоремонтный оба подъезжайте завтра без меня. В два встречаемся около диспетчерской.

Шум, тявканье, звук замка

Тауров прошел мимо пустующего столика дежурной по подъезду, поднялся на второй этаж, остановился у знакомой двери. В квартире тишина. Только он хотел нажать звонок, как вдруг ему показалось, что в квартире раздался шорох. Прислушался — тихо. Померещилось? Нажал звонок — раз, второй, третий. Мелодичный звон вспыхнул, угас. Нет, все-таки в квартире никого. Если бы пудель услышал звонок, он, наверное, подал бы голос. Но, может быть, там одна Вера? Какой-то звук был, он явственно его слышал. Снова стал звонить, непрерывно нажимая кнопку. Мелодичный звон перешел в сплошную трель. Прекратил — тихо. Тронул дверную ручку, нажал — дверь даже не колыхнулась. Три замка. В первый приход мощный замковый заслон не вызвал у него вопросов, теперь же он подумал — зачем столько запоров? Да, в квартире ценности, но ведь есть общественная дежурная. Если страх — перед кем? Оглянулся — рядом в торце лестничной площадки, почти впритык, дверь квартиры двадцать. Пожалуй, звонить в соседнюю квартиру рано, надо поговорить с дежурной. Если она дежурила всю ночь, хорошо.

А если нет? Кроме его собственных соображений, никто и ничто не говорит о том, что могло случиться что-то серьезное. Да и у него самого есть пока только неясное беспокойство. Ощущение, что что-то неладно, но только ощущение, ничего больше.

Вышел на улицу и увидел, что на лавочке у подъезда молодая женщина листает какой-то журнал, покачивая детскую коляску.

— Простите, вы живете в этом доме?

— Да, а что вас интересует?

— Где мне найти дежурную?

— Тамару Антоновну? В 106-й квартире.

Открывшая дверь квартиры сто шесть пожилая Тамара Антоновна оглядела его не очень приветливо. Хорошо, он будет гнуть ту же линию — «старого знакомого».

— Простите, Тамара Антоновна?

— Ну, Тамара Антоновна.

— Вы меня не помните? Я вчера вечером выходил. Из двадцать первой квартиры. У Веры Гаевой был в гостях.

— У Веры Гаевой? — Тамара Антоновна будто к чему-то прислушиваясь. Ну, допустим. От меня-то что нужно?

— Вы вчера дежурили, я хотел спросить — она из дома поздно вышла? После того как я ушел?

— Что-то не помню, чтобы она выходила.

— И с собакой не гуляла?

— Она собаку ночью никогда не выводит. Вам-то что, молодой человек, гуляла она с собакой, нет? Вы кто ей будете, муж? Да я б и мужу не стала говорить.

— Да я волнуюсь просто. Пропала она куда-то. За ней машина могла вчера приезжать, вы не слышали? Тамара Антоновна, миленькая. Мне очень важно.

— Ну и что — важно. — В глазах дежурной появилось сомнение. — Мало ли кому что важно. Не слышала я никакой машины.

— А в квартиру к Вере кто-нибудь приходил? После меня?

— Никто не приходил.

— Вы… всю ночь дежурили?

— Вот привязался. Ну, не всю ночь дежурила, спать ушла. Я ж живой человек.

— Сколько было времени, когда вы ушли ночью?

— Не помню. Около двух, что ли. Да, два, полтретьего. Еще вопросы есть? Если нет, до свидания.

— Но утром вы все-таки спустились?

— Ну, спустилась.

— Когда?

— Вот настырный. Не помню даже. Ну, около шести. Все, прием окончен, молодой человек. До свиданья.

— Спасибо, Тамара Антоновна. — Дверь закрылась. Если сейчас в квартире двадцать один никого нет, Вера вместе с Фифи могла выйти из дому только ночью. Между двумя и шестью.

Все-таки — откуда шорох? Хорошо, самая пора наведаться в квартиру двадцать. Если бы с Верой и Фифи что-то случилось, пусть даже ночью, соседи наверняка бы услышали. Он шагнул к лифту, но выйти из тамбура не успел — дверь квартиры сто шесть открылась. Выглянувшая Тамара Антоновна окликнула его:

— Молодой человек, вы кто ей будете-то?

— Знакомый.

— Может, она уехала? Что вы волнуетесь?

— Да я пока не волнуюсь. Только вот звоню по телефону — не отвечает. В дверь — тоже не отвечает.