При опознании - задержать
Шрифт:
– Пойдем, Нонна, пойдем, - сказал негромко, с ясной улыбкой и с таким выражением лица, какое бывает у человека, вдруг познавшего важную истину. Еще неизвестно, что считать карой - жизнь или смерть...
– Взял Нонну под руку, толкнул дверь, пропустил ее вперед.
Они уже вышли в коридор, а Богушевич задержался, все еще застегивая портфель, и через выходящее на улицу окно вдруг увидел Потапенко, ротмистра Бываленко, Бранта и вахмистра. Они шли сюда, в дом, шли, ясное дело, за Силаевым-Соколовским.
– Сергей! Сергей!
– закричал
– Стой!
Тот откликнулся, но не остановился, вышел на крыльцо.
Богушевич выбежал следом за ними. Так они втроем и стояли на крыльце, глядя, как жандармы поворачивают с улицы к воротам, как вахмистр просовывает руку в дырку и отодвигает засов и, распахнув створки, быстро отступает в сторону, пропуская начальство.
– Сережа!
– схватила Нонна Соколовского за плечо.
– Они за тобой, боже...
– Голос ее оборвался всхлипом, она покачнулась, как бы теряя сознание.
– За мной, - прошептал Соколовский, и лицо его залила бледность.
Бываленко, шедший первым, не сводил глаз с Соколовского и Нонны, торжественно нарядных, одетых к венцу. Однако на лице его - не удивление, что застал их в таком убранстве и при таких обстоятельствах, а профессиональная настороженность и бдительность. И еще радость: вовремя пришли, не упустили, застали. Он чуть замедлил шаг, давая вахмистру опередить себя, и когда тот приблизился к крыльцу и стал рядом с Соколовским, Бываленко козырнул, остановился. Брант подошел, держа руку в кармане синего бархатного сюртука, кивнул головой, приподнял пуховую шляпу.
– Тю!
– удивленно и радостно развел руками Потапенко.
– Венчаться собрались? Чего ж молчали? Ай-яй-яй, Сергей Миронович, тишком хотел! Не выйдет, принимай и нас...
– И осекся, заметив окаменелые лица жениха и невесты.
– Что с вами?
– Вы - господин Соколовский?
– спросил Бываленко тихо, с показным безразличием, которое ему, однако, не давалось.
– Эконом в имении вдовы Глинской-Потапенко?
Тот не ответил, только еще крепче сжал побелевшие губы.
– Прошу вас персонально, господин Соколовский, пойти с нами для выяснения некоторых обстоятельств.
– Я иду венчаться, - сказал наконец Соколовский принужденно.
– После венчанья.
– Нет, - на этот раз решительнее потребовал Бываленко.
– Сперва зайдем к нам.
Снова нависла напряженная тишина, гнетущая, наэлектризованная, как перед убийством или каким-нибудь другим бедствием.
Вскрикнул Потапенко:
– Скажите, что тут происходит? Дмитрий Павлович, зачем вам Сергей Миронович?
– обратился он к Бываленко.
– Вы же его знаете. А вы, повернулся он к Бранту, - говорили, что Соколовский ваш друг, просили проводить вас к нему. Ничего не понимаю.
Он действительно ничего не понимал и ни о чем не догадывался.
– В церковь - потом, - сказал Бываленко.
– Потом в церковь, - эхом откликнулся вахмистр и хлопнул себя по голенищу ножнами сабли. Бронзовая медаль блеснула на солнце.
– Надо
– Мы идем венчаться, - упрямо повторил Соколовский, взял под руку Нонну и сошел на две ступеньки вниз.
– Не велено, - загородил им дорогу вахмистр.
– Начальство же вам говорит.
– Господин Соколовский, стойте, - приказал Бываленко.
– Ваше неподчинение будет считаться сопротивлением властям, мы будем вынуждены применить силу.
– Пусть обвенчаются, - не выдержал Богушевич, - потом все выясните.
– А вам, господин следователь, - отозвался Брант, - думаю, находиться тут... нежелательно.
Богушевич молча сошел с крыльца, поставил портфель на лавку, поправил его, причем делал это нарочно медленно, тянул время, чтобы успокоиться и придумать, что сказать. Потом стал перед Брантом, загородив собой Соколовского и Нонну.
– Господин Брант, - сказал он.
– Перед тем, как предлагать мне покинуть этот двор, надо было спросить, что я тут делаю. А я нахожусь здесь при исполнении служебных обязанностей, и господин Соколовский нужен мне как свидетель. Я пришел сюда допросить его. И должен это сделать немедленно.
– Допросите после, наше дело к нему важнее, - ответил Брант.
Богушевич продолжал спорить, не веря, однако, что жандармы ему уступят. Он не видел никакого выхода для Соколовского, никакой возможности ему помочь. Жандармы его теперь из рук не выпустят и в церковь, понятно, пойти не дадут.
Все стояли неподвижно, только Потапенко все еще растерянно разводил руками.
– Да кончайте вы, - сказал он Бываленко, - честное слово. Какая разница, кто из вас первый его допросит? Франц Казимирович, пусть они первые свое выясняют... В церковь же собрались.
И тогда Нонна крепче прижалась к Сергею и, потянув его за собой, ступенька за ступенькой стала сходить с крыльца. А когда вахмистр, выпятив грудь, стал перед ней, она тихо, но решительно, с ненавистью сказала:
– Прочь с дороги!
И вахмистр, привыкший подчиняться, машинально, как по команде в строю, отступил в сторону, пристукнув каблуками.
Они пошли по двору, как и следует идти жениху и невесте, высоко подняв головы, освещенные утренним солнцем, красивые, чистые, и, казалось, их теперь никто не остановит, да и грешно останавливать такую счастливую пару. И Потапенко с Богушевичем как шаферы пошли следом за ними. До раскрытых ворот оставалось шагов пять.
– Стой!
– с угрозой крикнул Брант. Он и Бываленко обежали их и стали у ворот. Бываленко расстегнул кобуру револьвера, Брант по-прежнему держал руку в кармане.
– Господин Силаев, стойте, - уже тихо, язвительно приказал Брант, - и успокойтесь. Прошу без эксцессов. Вас и правда трудно узнать. А я узнал. Мы ж знакомы по Владимиру.
Силаев, стоявший с Нонной у самых ворот - дальше его не пускал Бываленко, - повернулся к Бранту. Глаза прищурились, губы скривились.
– Вас, жандармов, много там было. Не узнаю.