Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
Шрифт:
Теперь эти решительные шаги предстояло сделать Александру II. Император испытывал давление разных общественных сил. Прежде всего, это было его окружение, где, как и при отце, преобладали ревнители старого порядка, мало сочувствовавшие реформам.
Далее, это были представители оппозиционных сил, требовавшие быстрых и решительных перемен. В России их возглавлял «революционер» Н.Г. Чернышевский, а за рубежом — «неисправимый социалист» А.И. Герцен. В своём послании императору за март 1855 г. Герцен, в частности, писал: «Дайте землю крестьянам. Она и так им принадлежит. Смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братии… Торопитесь! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить!»{192} По сути, это был ультиматум монарху: или освобождение крестьян с землёй без выкупа — или кровопролитие, необходимость которого уже была решена вместо крестьян. Двумя годами раньше (т.е. в 1853 г.) в обращении к русскому дворянству Герцен прямо заявил, что станет делать, если требование оппозиции не будет удовлетворено. Он, в частности, писал: «Учитесь,
И наконец, это были сторонники реформ, готовые ради блага России принять в их подготовке и реализации деятельное участие. В первый ряд идеологов реформ выдвинулся Ю.Ф. Самарин. Во время памятной встречи с Николаем I по поводу «Писем из Риги» Самарин испытал, как он писал позднее, «строгую и благородную простоту обаятельного величия» личного облика государя. Однако это благоприятное личное впечатление всё же плохо уживалось с тяжёлым гнётом николаевских порядков, который Самарин вместе с другими с особой горечью ощущал в последние годы царствования «Незабвенного», отмеченные поражением в Крымской войне. Самарин предчувствовал, что в царствование Александра возникнут условия для настоящей политической деятельности по осуществлению крестьянской реформы и обновлению народной жизни. И такое настроение преобладало, хотя первое впечатление от личности наследника вызвало у Самарина скорее недоумение, чем симпатию: в апреле 1849 г. автор «Писем из Риги» был представлен Александру Николаевичу в Москве, и тот пытался убедить его оказывать влияние на московское общество для искоренения распространённого там духа неприязни к немцам.
Следует сказать, что надежды Самарина в отношении императора Александра II оправдались в полной мере. В качестве эксперта, известного своими статьями по крестьянскому вопросу, а также записками в высшие инстанции, он был привлечён к работе всех редакционных комиссий по подготовке законопроекта об освобождении крестьян. Как свидетельствует Нольде, «в основных линиях крестьянская реформа 19 февраля 1861 г. была осуществлением именно самаринской её концепции»{194}. Самарин был убеждён, что решение крестьянского вопроса должно быть решением национальным, т.е. как в интересах помещиков, которые, как считал Самарин, приносили тяжёлые жертвы на алтарь общественного идеала, так и в интересах народа, за которым признавалось историческое право на землю. При этом социальный вопрос первой величины состоял в том, чтобы улучшение быта крестьян не разорило помещиков. Поэтому Самарин выступал за постепенность в деле освобождения крестьян. Это предполагало введение переходного периода при одновременном обозначении конечной точки, к которой реформа приведёт крестьянство последовательными этапами. Таким образом, реформа обнимала сразу весь предстоящий путь: от первого приступа к делу до полного прекращения обязательных отношений между помещиком и крестьянином посредством выкупа земли. С точки зрения Самарина, эта постепенность как основная черта русской реформы представляла собой громадное благо. Видя перед собой конечную цель, крестьянин, путём упорного труда и строгой бережливости, приблизит её осуществление. Разбуженные силы народа получат правильное направление, и опасность потрясений будет избегнута.
Именно так, медленно и постепенно, рекомендует проводить реформы современная экономическая и историческая наука{195}. Современные исследователи справедливо считают все Великие реформы 1860–1870-х гг. более эффективными, чем, например, реформы 1990-х гг., когда использовалась шоковая стратегия, без тщательной подготовки и предвидения последствий реформирования{196}.
На основе статистики того периода Е. Шмурло пришёл к выводу, что «крестьянская реформа, несмотря на её несовершенства, была колоссальным шагом вперёд; она явилась и крупнейшей заслугой самого Александра, в годы её разработки выдержавшего натиск крепостнических и реакционных стремлений»{197}.
Неизбежным следствием крестьянской эмансипации стали другие реформы — земская, городская, судебная. Высочайшим указом от 17 апреля 1863 г. телесные наказания были отменены, но с некоторыми ограничениями (например, сохранялись розги для ссыльных, для крестьян по приговору волостных судов). Запрещались всякие иные болезненные добавления к уголовным наказаниям, типа наложения клейм. Была проведена реформа армии. Вначале срок службы солдат был сокращён с 25 до 15 лет, а затем Высочайшим указом от 1 января 1874 г. введена всеобщая воинская повинность. Была проведена структурная перестройка вооружённых сил. Значительное развитие получило народное образование, включая создание в Петербурге, а затем и в других городах воскресных школ для рабочих. Было положено начало высшему образованию женщин. С 1862 г. государственная роспись доходов и расходов, прежде составлявшая государственную тайну, стала публиковаться в открытой печати.
Одновременно русская империя неуклонно расширяла свои пределы. По Айгунскому договору Россия распространила свой суверенитет на огромную Амурскую область. С присоединением через два года Уссурийского края империя овладела устьем Амура. Продолжалась колонизация Средней Азии. В 1860-х гг. генерал Черняев завоевал Коканд. В 1870-х гг. генерал Скобелев своими военными победами успешно завершил имперскую политику на среднеазиатском направлении. В 1864 г., после упорной борьбы с Шамилем, был окончательно замирён Кавказ. Россия обнаружила стремление оказать влияние и на разрешение так называемого «восточного вопроса».
В период модернизационных реформ и военных побед о себе заявили не только внешние враги Российской империи, но и враги внутренние: либерал-радикалы и стоявшая за ними подпольная Россия, разбуженная политической агитацией Герцена и познакомившаяся в европейских университетах не только с новыми социальными учениями, но и с методами террора{198}. Хотя реформы Александра II коренным образом меняли все прежние уклады жизни, они нисколько не повлияли на взволнованные умы радикалов, которые хотели «всего или ничего», республики, социализма или революции.
Эти силы способствовали формированию завышенных ожиданий у части крестьянства, т.е. «полная свобода» сразу и земля без выкупа. На деле же оказалось, что даже барщина и оброк сохраняются на неопределённое время, что требуется выкуп, что даже земельный надел в иных местах меньше того, каким крестьяне пользовались при крепостном праве. Поэтому после оглашения в 1861 г. в церквах манифеста о свободе среди крестьян началось брожение. Быстро стали распространяться слухи о том, что манифест подложный. В Пензенской губернии даже пришлось усмирять бунт, который стал поводом для серьёзной размолвки между царём и интеллигенцией, ориентированной на быструю вестернизацию страны. Появились прокламации «К молодому поколению», «К барским крестьянам», «Что нужно народу», «Молодая Россия». Авторы этих прокламаций, нисколько не смущаясь тем, что имеют дело с полуосвобождённой, вчера ещё крепостной, неграмотной мужицкой Россией, требовали республики, социализма, национализации земли. Наиболее радикальные требования содержались в прокламации «Молодая Россия», которая призывала «затопить дворцы кровью коронованных злодеев». В ней было сказано ясно и точно: «Выход из этого гнетущего страшного положения… один — революция, революция кровавая, неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, все, без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся её, хотя и знаем, что прольются реки крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы»{199}.
Затем начались непонятные пожары в Петербурге. Большинство считало, что поджигателями были сочинители кровожадных прокламаций и поляки.
Начало Великих реформ было омрачено также польским мятежом, который был поддержан великими державами и особенно Англией, обеспокоенной «безмерностью» русской военной колонизации на востоке, «лондонским сидельцем» Герценом [58] , подпольной Россией, но не нашёл сочувственного отклика среди населения империи. Влияние «Колокола» в России упало, а русские генералы, несмотря на угрозы великих держав, усмирили восстание. Польское шляхетство, руководившее восстанием, было наказано тем, что крестьяне Западного края были освобождены на лучших условиях, чем в центральных губерниях.
58
Лидеры и активисты польского восстания положили начало дефункционализации силовых структур Российской империи, т.е. переориентации подразделений силового механизма государства, призванных защищать государство, на решение задач, связанных с разрушением государства. Их активно поддерживал Гериен, который призывал офицеров русской армии, дислоцированной на территории Польши, не выполнять свои функциональные обязанности по защите интересов государства и в своих обращениях героизировал русских офицеров (Попова, Потебню и др.), «переломивших шпагу и начавших новое братство», т.е. совершивших с точки зрения правительства и русского общества воинские преступления. Этим офицерам, которые были казнены, Герцен обещал вместе с поляками воздвигнуть пограничный памятник, ибо с их именами связывал начало новой эры. «Мы с поляками… — писал Герцен, — потому что твердо убеждены, что нелепость империи, идущей от Швеции до Тихого океана, от Белого моря до Китая, не может принести блага народам, которых ведет на смычке Петербург…. Да, мы против империи, потому что мы за народ!» См Литвинов Н.Д. С. 37; Герцен A.M. С 60, 153
4 апреля 1866 г. Каракозов, один из тех подпольных людей, которые не хотели больше ждать, посмел выстрелить в императора. Мещанин Осип Комиссаров, ударив убийцу по руке, предотвратил гибель Александра II. Россия, а вместе с ней и Фёдор Михайлович Достоевский, была потрясена самим фактом покушения на императора: подпольная Россия заявляла, что теперь всё позволено.
После второго выстрела поляка Березовского 6 июня 1867 г. в Париже Александр понял, что лично для него события приобретают чрезвычайно серьёзный и, возможно, трагический оборот. А вот что пишет русский писатель Георгий Иванович Чулков: «Он был охотник, чувствовал зверя, и теперь ему казалось, что его самого травят, как волка, что сейчас облава, лают собаки, улюлюкают псари… Вот сейчас увидит он перед собой чёрное дуло ружья. Это смерть»{200}. После серии неудачных терактов смерть настигнет Императора-Освободителя 1 марта 1881 г.