Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Емельянов Ю. В.

После начала переговоров, по воспоминаниям А. Гар- римана, «Молотов сразу выдвинул максимальные требо­вания: признание Англией советских претензий на Вос­точную Польшу и Румынию, а также прибалтийские госу­дарства». Узнав об этом, государственный секретарь К. Хэлл «предпринял яростные действия с целью сорвать подписание договора». Хотя договор был подписан, он не содержал признания советской границы 1941 года.

В течение 1942 года позиция американского правите­льства несколько изменилась. В отчете от 4 декабря 1942 года о переговорах Галифакса в США, который был пере­хвачен советской разведкой, излагалось содержание пе­реговоров премьера польского эмигрантского правитель­ства Сикорского и президента США Рузвельта. В отчете говорилось: «Рузвельт заявил, что Сталин будет удовлет­ворен приобретением Эстонии, Латвии и Бессарабии, превращением Петеамо в русский порт и созданием ней­тральной зоны в Карелии. Литва и Буковина не должны отойти к СССР». Сикорский, хотя и заявил, что «сожалеет о судьбе Эстонии и Латвии, однако Польша не намерена ссориться из-за

них с Россией. В отношении Литвы Си­корский категорически заявил, что поляки не могут равно­душно относиться к ее судьбе». 26 декабря 1942 года раз­ведка сообщала, что Сикорский выдвинул план создания федерации в составе Литвы, Польши, Чехословакии и, возможно, Венгрии».

В ходе войны позиция Рузвельта менялась. 8 июня 1943 года советские разведчики сообщали из Нью-Йорка о том, что в своей беседе с президентом Чехословакии Бенешем Рузвельт «согласился, чтобы Бессарабия, Буко­вина, Западная Белоруссия, Западная Украина, прибал­тийские страны сохранились за Советским Союзом». В то же время США настаивали на том, чтобы СССР путем про­ведения голосования в прибалтийских республиках пока­зал желание их народов быть советскими. В октябре 1943 года нарком государственной безопасности В.Н. Мерку­лов сообщал И В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии: «По агентурным данным, полученным нами из Нью-Йорка, государственный департамент США на предстоящей кон­ференции иностранных дел в Москве надеется убедить Советское правительство в необходимости проведения плебесцита в прибалтийских странах, который нужен Анг­лии и США якобы только для того, чтобы спасти свое лицо. Государственный департамент США будто бы давно со­гласен уступить Советскому Союзу в вопросе о прибал­тийских странах, но не хочет формального нарушения Ат­лантической хартии. Поэтому государственный департа­мент выдвигает вопрос о плебесците, будучи заранее убежденным в том, что результаты его будут в пользу СССР».

Однако после завершения Московской конференции в США участились выступления за непризнание советских границ 1941 года. Особенно усердствовали изоляциони­сты во главе с сенатором Данахером.

Позиция американского кабинета относительно запад­ной границы СССР и заинтересованность США в делах Прибалтики в значительной степени объяснялись внутри­политическими соображениями руководителей этой стра­ны. Описывая переговоры между Рузвельтом и Сталиным по этим вопросам на Тегеранской конференции (28 нояб­ря — 1 декабря 1943 г.), тогдашний посол США в СССР А. Гарриман писал: «Президент (Ф.Д. Рузвельт. — Авт.)объяснил, что он попросил Сталина, чтобы тот навестил его для откровенного обсуждения американской внутриполи­тической жизни. Он не хотел выдвигать свою кандидатуру, но, если война будет продолжаться, это будет необходи­мо... Рузвельт заявил о том, что ему следует подумать об американских избирателях литовского, латвийского или эстонского происхождения. Президент заявил, что ему прекрасно известно о том, что три балтийские респуб­лики в прошлом принадлежали России и вновь вошли в состав Советского Союза в 1940 году. Он добавил с улыбкой, что не собирается воевать с Советским Сою­зом, когда Красная Армия вновь займет эти территории. Однако важно для того, чтобы удовлетворить обще­ственное мнение в Соединенных Штатах и во всем мире, чтобы балтийские народы выразили свое право на само­определение...

Сталин ответил, что при последнем царе, который был союзником Великобритании и Соединенных Штатов, бал­тийские государства не пользовались автономией. Одна­ко тогда никто не поднимал вопрос об общественном мне­нии, и он не понимает, почему он поднят сейчас.

Рузвельт отметил, что ему очень бы помогла публичная декларация о будущих выборах. Сталин не сделал никаких обещаний, повторив, что у балтийских народов будет мно­го возможностей выразить свою волю».

Воспоминания А. Гарримана свидетельствуют о том, что Сталин не дал обязательств проводить референдум в Эстонии, Латвии и Литве с тем, чтобы выяснить желание этих народов оставаться в СССР. Может также показать­ся, что Рузвельта судьбы народов Прибалтики интересо­вали лишь постольку, поскольку они могли повлиять на его переизбрание президентом США. Вместе с тем эти заме­чания президента США свидетельствовали о силе влияния балтийского лобби на формирование американской поли­тики в отношении СССР.

Для такого впечатления были известные основания. Непропорционально большое влияние различных этниче­ских групп на политику американского правительства яв­ляется существенным фактором, формирующим ее. Вели­чина этнической общины, ее организованность и — глав­ное — ее богатство во многом определяют степень ее воздействия на внешнюю политику США.

Реакция правительства США на события в Польше, Венгрии, Германии после войны была всегда значительно более острой, чем на события в Болгарии и Румынии. И это в значительной степени объяснялось сравнительно большим количеством выходцев из Польши, Венгрии, Гер­мании в США и сравнительно небольшим количеством эмигрантов из Болгарии и Румынии в этой стране. Почти полное невнимание правительства США к событиям в Бирме (Мьянме), которые не раз принимали драматичный характер, во многом объясняется незначительностью вы­ходцев из этой страны в США.

Важную роль играет и социальное положение этниче­ских общин. Шумные антикубинские кампании, которые периодически вспыхивают в год президентских выборов в США, и особенно дни проведения так называемых «прай- мериз» в штате Флорида весной високосного года, в зна­чительной

степени объясняются присутствием в этом штате с 60-х годов прошлого века 200-тысячной общины состоятельных эмигрантов из Кубы, требующих «освобож­дения» острова Свободы от Фиделя Кастро. Невнимание же американского правительства к проблемам многих стран Латинской Америки, представленных в США зачас­тую бедняками, во многом — следствие нежелания счита­ться с мнением этих небогатых людей.

Хотя в США есть немало выходцев из арабских стран, их степень политической активности намного уступает степени влияния богатых и хорошо спаянных верхов ев­рейской общины, имеющих в своем распоряжении мощ­ные средства массовой информации. Вообще проблемы сравнительно небольших стран могут обретать непропор­ционально большое звучание при разработке политики США, а голос сравнительно небольшой группы выходцев из этой страны может звучать особенно шумно.

События в Советской Прибалтике всегда привлекали значительно более пристальное внимание правительства США, чем события в Советской Средней Азии, в значите­льной степени по той причине, что выходцев из Киргизии, Узбекистана и других республик Средней Азии в США ни­чтожно мало по сравнению с выходцами из Прибалтики. К середине XX века в США проживало 60 тысяч эстонцев (из 100 тысяч эстонцев, живших за пределами СССР), значи­тельная часть из 160 тысяч латышей, проживавших за ру­бежами Латвии, 450 тысяч литовцев из полумиллиона эмигрантов из Литвы. В ряде избирательных округов стра­ны от мнения этих людей зависел исход выборов в мест­ные законодательные органы власти, Конгресс США, а также избрание выборщиков в ходе президентских выбо­ров страны.

Однако было бы неверным считать, что, откликаясь на выступления тех или иных этнических общин, правитель­ство США на самом деле руководствуется интересами на­родов и стран, откуда прибыли эмигранты и их потомки. Следует учесть, что сам факт отъезда со своей родины эмигрантов был связан с их неудовлетворенностью суще­ствовавшими там порядками. Тот же факт, что они оста­лись в США (или в другой стране), означает, что их удов­летворяют многие стороны зарубежной жизни.

Общественное сознание выходцев из той или иной страны внутри США, их политическая ориентация сложны и противоречивы. Во многом это связано с особенностями формирования многих этнических групп и их социального состава. Прибытие эмигрантов в Новый Свет означало для многих изменение их экономического и социального стату­са. Отсутствие у новых обитателей «страны равных воз­можностей» качеств, необходимых для того, чтобы полу­чить работу, соответствующую той, которую они выполняли на старой родине (хорошее знание английского языка, об­ладание навыками, необходимыми для работника данной профессии в США, знание культурных традиций американ­ского общества и т.д.), повышенная конкуренция среди трудящихся, имеющих определенную квалификацию, су­щественно ограничивает их шансы на достижение успеха. Как отмечалось в справочном издании «Латвийцы в Амери­ке», латвийские эмигранты, которые стали прибывать в США в большом количестве с конца 30 — начала 40-х го­дов, «за немногими исключениями... находили работу в сфере неквалифицированной рабочей силы... Вне зависи­мости от их образования и профессионального опыта они начинали работать дворниками, мойщиками посуды, стро­ительными рабочими и т.д.».

Эмигранты компенсируют утрату своего былого социа­льного статуса развитием на новой родине связей со сво­ими единоплеменниками, особенно с теми, кто стал про­цветать и на помощь которых они рассчитывают. В то же время тяга к сплоченности эмигрантских общин отражает также острую ностальгию по утраченной родине, стремле­ние сохранять былые привычки и культурные традиции. При этом в эмигрантских сообществах консервируются представления о бывшей родине, которые уже не отража­ют ее современный облик, а в основном соответствуют воспоминаниям эмигрантов, нередко воспринимаемые через призму идеализации прошлого и ностальгии по тем порядкам, которые уже не существуют на их былой роди­не. Такие настроения усугубляются благодаря тому, что господствующее положение в эмигрантских общинах за­нимают те, кто на родине принадлежал к свергнутым вер­хам общества. Именно они нередко навязывают всей эмигрантской общине идеи реставрации на своей родине давно отживших порядков, идеи социального и политиче­ского реванша.

С другой стороны, стремясь улучшить свое материаль­ное положение и повысить свой социальный статус, эмиг­ранты вольно и невольно «американизируются». Даже их имена и фамилии, трудные для восприятия большинства американцев, нередко обретают американизированное звучание. Для населения покинутой ими страны эмигран­ты, особенно те, кто преуспел в США или иной зарубеж­ной стране, являются прежде всего вольными или неволь­ными пропагандистами американского образа жизни.

Рассказы «процветающих заокеанских дядюшек» при их встречах со своими соплеменниками, оставшимися на старой родине, невольно подогревают эмиграционные на­строения, особенно среди молодого поколения, или спо­собствуют созданию хорошего образа Америки. По сути, эмигранты становятся «агентами влияния» США в той стране, откуда они прибыли, а не проводниками интере­сов своей бывшей родины в США. Рядясь в тогу патриотов своей былой родины, американизированные эмигранты часто являются носителями лишь потускневшего света уже угасшей в их душах этнической культуры, в то же вре­мя, общаясь со своими соплеменниками, они вольно или невольно демонстрируют преимущества «успеха по-аме­рикански». А это означает отречение от всего националь­ного и самобытного, ориентация на чисто бытовые ценно­сти и деловой успех.