Приближая горизонты мира. Смерть от своих, спасение от врагов
Шрифт:
Утро в офисе началось для нее, как обычно, с чашки кофе и проверки почты. Пробежавшись глазами по рабочей переписке, девушка замерла на мгновение, увидев письмо от главы миссии Красного Креста по Южному Кавказу. В нем говорилось о скорой командировке Хадиджы в Казахстан, как специалиста в области педиатрии и проблем материнства, для помощи роженицам и новорожденным, живущих в районе бывшего ядерного полигона близ Семипалатинска. В Красном Кресте знали, что Хадиджа занималась изучением проблемных последствий лучевых болезней у новорожденных и беременных женщин и проходила соответствующую практику их лечения в специализированных клиниках России и Украины.
Итак, через пару недель ее должны были ждать новые реальности и интересная работа. От
– Нам есть о чем поговорить, доченька? – ненавязчиво спросила внимательная женщина. Их взгляды встретились, и Хадиджа поняла, что выглядеть беззаботной у нее никак не получается.
– Мама, у меня командировка в Семипалатинск через две недели, – выдохнула разом девушка.
– Куда? – приглушенным голосом не сразу переспросила Наргиз-ханум. После чего в течение минутной паузы каждая из них перебрала несколько вариантов продолжения этого непростого разговора.
– Там в регионе мало специалистов по лучевым болезням, – начала Хадиджа. – В основном цель поездки – это передать определенный опыт и знание местным врачам. Мне нужно исследовать проблему заболевания малышей и матерей в поселках, прилежащих к Семипалатинску. Ты не бойся, там уже испытания давно не проводятся, и я туда всего на две недельки, – попыталась успокоить маму Хадиджа.
– Но ведь люди там продолжают еще болеть! Тебе не нужны две недели; с твоим характером ты и за пару часов себе проблем нарубаешь. Не то поела, не там присела – и все тут, сама лучи испускать будешь, – стараясь не сорваться, тихим тоном говорила Наргиз-ханум. – И зачем я только согласилась на твою особенную специальность? Стала бы обычным врачом-акушеркой, многим детям подарила бы жизнь.
– Мама, жизнью одаривает Всевышний. Родители, акушерки и кто-то еще – это всего лишь средства, через которые Он претворяет свою волю, – озаренная внутренним светом, сказала Хадиджа.
– Кстати, ты же сама знаешь, что по законам шариата женщине без мужского сопровождения ее близкого родственника запрещается выходить в дальнюю дорогу, – довольная своим аргументом возразила Наргизханум.
– Мне нечего тебе сказать на это, но я уже решила, что это должно быть моей последней командировкой, – отвернувшись в окно, словно кому-то еще проговорила Хадиджа.
– Ну ладно, расскажи мне немного о своей миссии, чтобы я могла хотя бы представить, что тебя там ждет. Ты же знаешь, неизвестность пугает человека больше всего, – решила женщина дать возможность выговориться своей дочери.
– Основная моя работа будет в поселках, которые расположены близко к бывшему ядерному полигону, – сказала Хадиджа, обрадовавшись позитивным ноткам в голосе матери. – Хотя испытательные взрывы там не проводятся уже с августа 91-го года, основная часть полигона площадью в 18 000 гектар заражена на последующие миллионы лет.
– Какой ужас! – протянула Наргиз-ханум. – И вообще, лучше бы ты не начинала свой рассказ с самого страшного, неопытная ты моя. А ты, часом, ничего не преувеличиваешь, доченька?
– Конечно же, нет, ведь если учесть, что активность радиационного излучения плутония равномерно снижается наполовину в каждые 24 года, то как раз получается шестизначная цифра лет, чтобы радиационный фон стал на полигоне близким к природному и жизнь вернулась на эту загубленную землю.
– Я полагаю, что советское правительство восполнило
– Мама, никакое правительство в мире не в силах восстановить потерянное здоровье от радиационного облучения; оно не восстанавливается так же легко, как слетевшая крыша хибары, – ответила Хадиджа. – Жутко сказать, что лучевая болезнь, въедаясь в гены человека, сказывается и на последующих поколениях. И сегодня уже внуки облучившихся от испытательных взрывов страдают онкологией и бесплодием. С начала 50-х годов детская смертность в Семипалатинской области выросла в пять раз, а всего в Казахстане, по некоторым подсчетам, насчитывается около 1,5 миллионов облученных людей. Мне суждено помочь ближним в их страшной трагедии, если на то воля Всевышнего. Они сами даже не понимают, насколько ужасно их состояние, и в этом их обманчивое счастье.
– Ну и как называется место, куда ты едешь? – спросила с тревогой Наргиз-ханум.
– Это в основном город Курчатов, бывший военный поселок Чаган, или то, что от него осталось, и некоторые села близ полигона с острыми медицинскими проблемами, такие как Саржал, Кайнар, Карааул…. Тебе что-нибудь говорят эти названия? – спросила Хадиджа, пытаясь отвлечь мать от грустных размышлений.
– Действительно какой-то «караул», – отреагировала мать, разведя руками.
– Карааул переводится как черное село, что вполне соответствует положению людей, живущих в нем. Они до сих пор пасут скот на смертельно опасном полигоне и собирают зараженный металлолом. А некоторые смельчаки, жутко представить, за своей добычей лезут прямо в шахты, куда когда-то опускались испытательные ядерные снаряды и производились взрывы. Порою там находят следы различных пикников, устроенных на берегу искусственных озер, возникших при заполнении водой шахт и воронок от ядерных испытаний. У потерянных людей, живущих вокруг полигона, порой нет ни дозиметров для измерения фона, нет даже элементарных карт и указателей о степени радиоактивной зараженности зон, куда нельзя им ходить и тем более искать себе там пропитание. А сам Семипалатинский полигон – единственный в мире, на котором под взрывами продолжали жить люди.
– Какое несчастье, чего же они натерпелись и как много еще им придется страдать! – не сдержалась Наргиз-ханум. – Хотя знаю, знаю, что ты собираешься мне ответить: «тем меньше с них спрос в будущей жизни, больше прощения за грехи и щедрое вознаграждение за терпение и вынесенную несправедливость», – скороговоркой процитировала дочку мать.
– Если на то Воля Аллаха, ты забыла сказать. Ну вот видишь, как сразу стало легче жить. Не так ли?
– Да, этот урок я уже проходила, доченька.
– А важные уроки полезнее повторять, чтобы не сожалеть о своей забывчивости. Мама, ведь ты учитель естествознания и лучше других знаешь, что в этом мире ничего не пропадает – сохраняется энергия, вещество, тепло и так далее. Правильно? Поэтому нет ничего удивительного в том, что верующий человек абсолютно уверен, что Создатель всего сущего установил одинаковые порядки как для физических, так и для нравственных категорий. И потому по высшим Его законам мудрости и справедливости сохраняются так же все наши поступки, слова и даже намерения и мысли для разбора в Судный День. Только разница между физическими законами и нормами нравственности в том, что если первые мы не выбираем и не можем безнаказанно их игнорировать, то вторые нам даны на выбор. Принципы морали люди вольны определять себе сами, пренебрегать ими и оставаться безнаказанными в этом мире даже за откровенно безнравственные поступки. Именно через эту дарованную свободу выбора человек проходит путь испытаний в земной жизни, последствия которых сохраняются. За совершенные поступки нам придется держать однажды высший ответ. И если даже в этой жизни мы бываем свидетелями того, что закон справедливости не всегда работает подобно физическим, верующий уверен, что справедливость обязательно восторжествует в мире вечных ценностей и зло найдет должное наказание.