Причастие мёртвых
Шрифт:
Мартин не знал, кто прав в последнем, Лэа или Заноза, но думал, что лучше невозможность уйти, чем неуверенность в том, что нужно вернуться. Лэа никогда не хотела, чтоб он уходил, и это дорогого стоило.
Занозу он нашел в таверне, в зале, у стойки. Упырь был с уже привычной гладкой прической. И в компании Бераны. Мартин глазам своим не поверил, когда увидел, как эти двое оживленно о чем-то треплются. Потом решил, что Заноза зачаровал девчонку, чтоб уж наверняка себя обезопасить. Зачарованная, Берана не будет натравливать убийц, нанимать охотников, и вообще не создаст проблем.
Не было у него, конечно, никакого хвоста, а уши были нормальные, человеческие, просто из-за Зуэля с его танцем, Мартина теперь подводило воображение.
Заноза дернул ноздрями, взглянул в его сторону и улыбнулся. Учуял, значит. Хоть разворачивайся и иди домой, душ принимать. Это ж как надо пахнуть, чтоб в заполненном людьми зале вампир унюхал именно тебя?
— Ты что, правда, различаешь запахи на таком расстоянии? — поинтересовался Мартин, подойдя к стойке. Плащ он положил на табурет, рядом с Занозой, а сам уселся на соседний. — Привет, Берана.
— Здравствуйте, сеньор Мартин, — приветливо отозвалась девчонка. — Он и еще дальше может, вы б знали, он сегодня учуял меня из таверны прямо в Порту. Или, все-таки, Эбеноса? — она задумчиво нахмурилась. — Мне приятнее думать, что Эбенос пахнет сильнее. Но, с другой стороны, его не было на втором этаже, и он там напахнуть не мог. А может, это от меня пахнет Эбеносом? Заноз, ты как меня учуял? Ой, сеньор Мартин, кофе сейчас будет.
Приятно быть завсегдатаем. Можно обходиться без заказов, и не пытаться остановить Берану. Ее, если уж понесло, все равно не остановит ничего, кроме Мигеля или, может, землетрясения. А слов у нее много. Куда больше, чем мыслей.
— Ты корицей пахнешь, — сказал Заноза, не мешая Беране рассказывать об исключительном нюхе на крыс терьера какого-то там капитана по имени Венкат... терьера так звали или капитана, понять было невозможно, не говоря уж о том, чтоб найти в истории хоть крупицу смысла, — и полынью. А гель для душа у тебя бергамотовый, — он дернул носом, видать, крепко ему в память запал тот гель в ванной комнате «Нандо».
— Звучит ужасно.
— Почему это?! — обиделась Берана, — да чтоб вы знали, он один убил больше турков, чем весь королевский флот! Или столько же. Но уж точно не меньше!
— Это уже другой капитан. Без терьера, — объяснил Заноза, прежде чем Мартин успел по-настоящему озадачиться.
— Ты что, следишь за нитью?
— Там целый гобелен, — упырь хмыкнул. — Только он без рисунка, потому что все нитки перепутаны.
— Я всегда думал, что когда Берана что-то рассказывает, она просто бредит вслух.
— Фантазирует.
— Я рассказываю чистую правду! — не выдержала девчонка. — Я не виновата, что со мной все время что-нибудь удивительное случается. А никто не верит. Но вы-то, сеньор Мартин, вы же демон, вы должны знать, что все возможно. Я сегодня из пистолета стреляла! В Порту.
Мартин изумленно взглянул на Занозу. Тот кивнул:
— Так и есть.
— Никому об этом не…
— Обижаете, — Берана со стуком поставила перед ним чашку с кофе. — Никому, кроме вас.
Она многозначительно ткнула пальцем вверх. Ну, да, точно,
— …в Занозу, приставила ему пистолет прямо вот сюда, — Берана наклонилась через стойку и коснулась пальцем лба упыря над переносицей. Заноза отнесся к этому совершенно спокойно. Похоже, на восемнадцатилетних болтливых девчонок с дредами гаптофобия не распространялась.
То есть… что? Какой пистолет?!
— Вы там чем занимались?
— Да так, — Заноза пожал плечами, — выяснили кое-что.
— Потом мне пришлось убирать чеснок, — подхватила Берана, — шестьсот… четыре… нет, сколько там? Больше, чем было, когда я его развешивала. Гораздо больше! Я теперь как Золушка, пахну чесноком, очень устала, и буду работать всю ночь. Кстати, а вы знаете, что Золушка была феей, эльфийкой… даже эльфийской принцессой? Это точно известно, потому что, если подумать…
Мартин перестал слушать. То, что Берана называла «подумать» к мыслям отношения не имело никогда.
— Пойдем-ка, мой упырь, — он кивнул на лестницу, — поднимемся к тебе. Поговорим.
— Я свой собственный, — ворчал Заноза по пути наверх, — я ничей упырь. Мартин, я, по-твоему, что, дурак?
— Ответ очевиден.
— Нет!
— Значит, идиот, — Мартин остановился перед дверью номера. — Открывай! Какие тебе слова больше нравятся? «Придурок», «самоубийца», «дегенерат», «пижон безмозглый», «долбоящер»? Выбирай! Я еще много разных знаю.
— Долбоящер, — повторил Заноза зачарованно. И замотал головой: — хрен там, я не выбираю, просто слово красивое.
У Мартина весь запал ругаться прошел. Захотелось то ли погладить упыря по голове, то ли дать ему конфету. Пришлось взять себя в руки и представить, что Берана, все-таки, выстрелила. Представилось так отчетливо — не иначе, под впечатлением от прошлой ночи, — что когда Заноза открыл дверь, Мартин едва не втолкнул его в номер. И рявкнул:
— Кае тэшер [33] ... Ты. Дал оружие. В руки. Обезьяне. Неконтролируемой обезьяне?!
33
Экспрессивная формулировка вопроса, традиционно не употребляемая в приличном обществе ( зароллаш).
— Контролируемой.
— Нет! Ты, мит перз, ты что, не понимаешь? Это не девочка-припевочка, ахъ, меня укусил вампир, я проклята навеки! Она из чертова Средневековья! Если у нее в руках пистолет, она стреляет, а не думает, что ты охренеть какой романтичный!
— Восемнадцатый век, — сказал Заноза.
— Что, восемнадцатый век?
— Берана из восемнадцатого века.
— И что?!
— Это не Средневековье. Это Просвещение.
— Я тебя убью.
— Ну, тебе-то я пистолета точно не дам.