Причём тут менты?!
Шрифт:
Дверь распахнулась внутрь во всю ширину и так внезапно, что я, занеся предплечье для очередного удара, догадался только сделать удивленное лицо — за полмгновенья до того, как начать полет.
Летел я долго. Головой вперед. Левой, соскользнувшей со звонка рукой, я попытался зацепиться за дверной косяк, но вместо него мои пальцы встретили что-то мягкое и упругое, под чем-то шуршащим. К моим глазам стремительно приближался живот открывшей дверь девушки. Я сжал пальцы левой руки. Последнее, что я услышал до того, как нанести любимый всеми зэками удар головой, был треск рвущейся материи.
Мы с ней оказались на полу. И послышался визг. Странно, мне показалось, что визжали два голоса.
В любой ситуации я прежде всего остаюсь Джентльменом! Единственное, что утешает! Вот и сейчас: я падал сам, но, влетев в эту даму, Умудрился сделать нашу с ней совместную посадку настолько мягкой! Настолько, на сколько это оказалось возможным, мда. Но все же! Вот что значит владеть тонкостями изящного искусства своевременно подхваты-вать девочек под коленки! В результате она приземлилась на самые приспособленные для мягкой посадки части своего тела, да и я не ударил в пол лицом. Правда, она все же на какое-то мгновение сложилась, как тот перо-чинный ножик, в результате чего моя голова на какое-то мгновение оказалась как бы в плену: ее груди сверху надавили на мой затылок и вжали лицо в синий бархат едва прикрывавшего ее миниплатья. Она сказала «О!» — просто «О!» — и только потом завизжала.
«Странно, почему мне кажется, что визжат два голоса?» Я начал медленно подниматься, убеждаясь, что второй голос не может принадлежать мне. В моем рту по-прежнему торчала роза. Она даже не сломалась. Но мой слух меня не обманывал.
Девушки, видно, собирались выйти покурить на лестницу — это можно было установить по рассыпанным по полу сломанным сигареткам, — и, когда одна, в темно-синем бархатном миниплатье, резко распахнула дверь на себя, вторая стояла справа от нее. Только теперь я понял, за что пытались уцепиться пальцы моей левой руки. На этой второй де-вушке было очень красивое платье из тонкой золотистой парчи с очень узким, но довольно глубоким вырезом на груди.
Повторяю: это было очень красивое латье. Мои пальцы ухватились как раз за вырез. Теперь девушка стояла в той самой позе, в которой живописцы прошлого любили помещать на своих полотнах персонажей, олицетворявших Невинность или Целомудрие: одна ручка прикрывает грудь, другая удерживает на поясе падающее платье… От воплощения Невинности или Целомудрия ее отличали только две вещи: гнусная, отвратительная тональность визга и объемный лифчик, из тех, что призваны не столько поддерживать, сколько увеличивать девичьи груди. Невинности такие штучки ни к чему!
Тем временем коридор уже заполнился людьми в праздничных одеждах. Девушки держались позади мужчин, а последние со странной на таком чудесном, как день рожденья, торжестве угрюмостью хмурили брови.
Лучше всего было бы, конечно, галантно раскланяться и, утешив девчонку в парче парой литературных штампов: или «большие чувства — маленькая грудь», или «нет ничего тайного…», на выбор, с достоинством удалиться, но не потешать же народ я сюда пришел! К тому же, в моей голове успело сложиться блестящее
Это умозаключение меня приободрило, и я, невообразимо элегантным движением до-став изо рта розу, протянул ее вниз шатенке, как бы и поздравляя и предлагая воспользоваться моей благородной рукой в качестве бескорыстной поддержки, проникновенно объ-явил:
— Прошу прощения за столь неожиданное вторжение у всех присутствующих и особенно у вас, mes admirables dames. Возможно, я слишком поспешил поздравить вас, Лина, с днем рождения! Естественно, я обязуюсь компенсировать весь моральный и материальный ущерб, причиненный моим несколько эксцентричным появлением кому бы то ни было…
Шатенка действительно оказалась Линой, но почему-то розы моей не» приняла. Когда она поднялась, девушка в когда-то красивом парчовом платье наконец сообразила, что ей не слишком выгодно находиться поблизости от эпицентра общественного внимания, и поспешила удалиться в глубину квартиры, пройдя сквозь строй благодарной публики характерной танцующей походкой беременной слонихи.
Когда я вновь оказался в эпицентре, топот и трубные всхлипывания стихли и на короткое время наступила тишина, мне определенно послышалось, как кто-то не слишком громок произнес: «Кто этот козел?»
Поскольку произнесено было действительно не слишком громко, я решил, что мне послышалось.
И продолжил:
— Я был рад поздравить вас с днем рожденья, счастлив, что вы предоставили мне такую возможность, и теперь, чтоб не мешать вашему празднику, мне хочется только задать один вопрос и удалиться.
— Угу, удалиться, правда! Все остальное ты тут уже сделал!
— Кто этот козел?
Уже громче! Сколько можно терпеть! Лина так и не сподобилась мне ответить, и я, придав голосу и, надеюсь, лицу, выражение сдерживаемого негодования, на мгновенье отвернулся от именинницы.
— Если ты, да, вот ты, хочешь, чтоб тебе прочли краткий курс по практической зоологии, подожди секунду! Лекция будет на лестнице, бесплатная лекция, заметь! А сейчас…
И вновь повернулся к Лине; она, признаться, меня несколько смущала, слишком уж давно мне не приходилось играть в баскетбол. Где-то метр восемьдесят пять да еще сантиметра четыре каблучков вынуждали меня смотреть чуть снизу вверх. Но в целом она смотрелась: приятная круглая мордашка, хрупкая (насколько это возможно при таком росте) фигурка, стройные ножки.
— Простите, Лина, к вам вчера заходила Алена с подругой. Вы не могли бы сказать, куда она собиралась… или, по крайней мере, как звали эту подругу?
— Ты еще и вынюхивать сюда пришел? Ну знаешь!
Запахло паленым. Не знаю, кто как, а я Уже приблизительно догадывался, что произойдет в ближайшие минуты. Ничего нового парни уже и так поигрывали бицепсами, а после возмущенного вскрика Лины наконец-то получили формальный повод!
— А ну пойдем!
Меня потянули на лестницу. Сразу трое, Но пока они мешали друг другу, я, игнорируя их приглашение, предпринял последнюю попытку: